Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ведь не догадываешься, кто я, не так ли?
Медленно, я покачала головой.
– А я знаю, кто ты, и не потому, что ты в моем классе риторики. Я просто не могу поверить, что это ты , – продолжала она. – Думаю, тебе давно уже пора сдохнуть или что‑то в этом роде.
Сердце ушло в пятки. Второй день в школе, а я уже получаю смертельные угрозы?
Ремень потертой оливково‑зеленой сумки‑почтальонки чуть соскользнул с ее плеча.
– Чтобы ты знала, я – девушка Райдера, – решительно произнесла она.
Ого.
Ого.
Что ж, тогда это объясняет характер прикосновений.
В груди родилось странное ощущение. Не то чтобы разочарование. Скорее, признание факта. Конечно, я догадалась обо всем еще вчера, когда увидела, как они заходят в класс. Да, он красавец. И девушка ослепительна. Они великолепно смотрелись вместе, и это понимала даже я, не имевшая никакого опыта в амурных делах. Но я же смотрела телевизор. Читала книги. Дружила с Эйнсли. Я понимала, что отношения Райдера с этой девушкой вполне закономерны.
Она придирчиво оглядывала меня, словно пыталась что‑то понять.
– Он говорил…
– Что тут происходит? – Откуда ни возьмись, рядом с девушкой нарисовался Джейден.
При ближайшем рассмотрении он выглядел моложе меня и этой девушки. Может, он в девятом или десятом классе? Его глаза, такие же светло‑зеленые, как у Гектора, не казались воспаленными, как вчера, когда мы столкнулись в коридоре.
Девушка посмотрела на него сверху вниз с не меньшим удивлением, чем я.
– Чего тебе?
– Не будь puta[7] , Пейдж. – Зеленые глаза закатились, но губы дернулись в ухмылке, когда он протянул руку и потянул ее за пышную косу. – Кто ты сегодня? Китнисс[8] из гетто?
Она выдернула косу из его рук.
– Ты даже не знаешь, кто такая Китнисс, ты, мелкий панк. Наверное, думаешь, что «Голодные игры» – это то, что бывает после того, как ты нанюхаешься.
Хм.
– Похоже на правду. – Джейден подмигнул мне и лукаво улыбнулся. – А я тебя знаю. Мы вчера столкнулись в коридоре. – Он помолчал. – И я видел, как вы болтали с Райдером после уроков – там, на парковке.
Мой взгляд метнулся к девушке, которую звали Пейдж. В ее глазах застыл лед.
– Ты немая или как? Ты не сказала мне ни слова, – бросила она.
Знала бы ты, насколько я немая.
Брови Джейдена сошлись на переносице, когда он взглянул на нее.
– Глупый вопрос, Пейдж. Говорю же, я видел, как она разговаривала с Райдером.
– Знаешь, что? – Лицо девушки сморщилось, но даже это не испортило ее красоты. Она повернулась к нему и уперлась руками в бедра. – Мальчик, тебе своего дерьма не расхлебать, так что не лезь еще и в чужое.
Он склонил голову набок.
– Смелые речи цыпочки, которая всегда сует нос в мои дела.
Они явно увлеклись выяснением отношений, и, пока эти двое грызлись – похоже, не в первый и не в последний раз, – я повернулась и незаметно влилась в поток учащихся.
Ты немая?
Мои щеки горели, когда я добрела до своего класса, и смущение быстро переросло в злость – в основном на себя. Я могла бы сказать ей что‑нибудь, что угодно, вместо того чтобы стоять истуканом, словно у меня и впрямь нет языка.
И, боже. Она – девушка Райдера. Я не ошиблась. Девушка, которая спросила, не немая ли я, девушка, рядом с которой я выглядела полным лузером, – его девушка.
Мне хотелось биться головой о парту.
Немая.
Видит Бог, как я ненавидела это слово.
Все считали меня немой – мисс Бекки и мистер Генри, социальные работники, тетки из опеки. Даже Карл думал так поначалу, когда они с Розой впервые увидели меня. Только Райдер знал, что это не так. Что я умею говорить и говорю не хуже других.
Но сегодня я промолчала.
Доктор Тафт как‑то произнес мудреную фразу, объясняя, почему я так долго не разговаривала – посттравматический синдром, сказал он, после всего… всего, что я испытала в раннем детстве. Половину наших занятий мы посвятили выработке механизмов адаптации и восстановлению речи.
Столько сил ушло у меня на то, чтобы прийти к сегодняшнему дню, когда я поняла, что мне больше не нужны сеансы психотерапии, и надо же – всего несколько минут отбросили меня на двадцать шагов назад. Я снова почувствовала себя Мэллори в пять лет, потом в десять, в тринадцать – Мэллори, которая ничего не умела и ничего не говорила. Мэллори, которая всегда предпочитала отмалчиваться, потому что ей казалось, что это самый безопасный путь.
Я ненавидела это чувство.
Я крепко, до боли в пальцах сжала авторучку. Слезы разочарования обжигали горло, и я никак не могла сосредоточиться на уроке химии, и еще труднее было не поддаться эмоциям, особенно когда до меня дошло, что я опять сижу на «галерке».
Не привлекая к себе внимания.
Кейра повернулась ко мне, как только уселась за парту в классе английского.
– Слушай. У меня к тебе очень странный вопрос.
Застигнутая врасплох, я захлопала ресницами, и в животе разлилась пустота. Неужели она тоже хочет спросить, не немая ли я?
Она улыбнулась, заправив за ухо шальной завиток, который тут же выпрыгнул обратно. Ярко‑синие сережки свисали с крошечных мочек ее ушей.
– Ты никогда не думала о том, чтобы попробовать себя в чирлидинге?
Я вытаращила глаза. Это шутка, да? Потом я оглядела класс. Никто не смотрел в нашу сторону и не держал наготове мобильник, чтобы запечатлеть этот момент для потомков.
– Я хочу сказать, ты с виду довольно крепкая. Тебя можно поставить как базу или споттером[9], – сказала она, пожимая плечами, как будто не она только что назвала меня крепкой. – Понимаешь, мы в отчаянии. Мало кто из девчонок соглашается, а вчера на тренировке одна из наших сломала запястье, так что я подумала о тебе. – Она пробежалась пальцами по тонкой руке, покрутив голубой браслет. – Ну, что скажешь?
Э‑э.
– Ты очень симпатичная, а сине‑красная форма будет отлично смотреться с твоими волосами, – продолжила она, покосившись на дверь.
Мой язык стал ватным, горло распухло, и мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы заставить себя сделать то, к чему я готовилась столько лет, и доказать самой себе, что мои усилия не напрасны.