– Вы хотите сказать… – начала она, но не могла придумать, как сформулировать.

Ей было удивительно трудно представить, что Сетенай мог… вроде как мог… ну, он вовсе не старый… но, может быть, она не так все поняла?

– Между вами была… любовь? – спросила она, не поднимая взгляда. Неправильное слово. Слишком примитивное и обыденное.

– Любовь? – переспросил Сетенай. В его голосе слышалось изумление – как будто Ксорве была попугаем, неожиданно выучившим новое слово. Ксорве вжалась в диван. – Нет, не думаю, – продолжил он задумчиво, как будто такая идея никогда не приходила ему в голову.

От Синих Вепрей она набралась знаний о том, как люди могут проводить свободное время, и узнала всевозможные слова, которыми эти занятия описываются, но думать об этом и Сетенае в одном предложении было выше ее сил.

В последнее время она чувствовала себя умной и искушенной, она научилась владеть мечом и склонять глаголы, но тут она допустила промах. Ксорве зарылась лицом в подушки, чтобы скрыть румянец. Но мысли Сетеная уже снова обратились к письму. Тема была закрыта.

Столешница была припорошена пылью от лотоса, осевшей спиралями вокруг словаря Парцы.

– Хм, – сказал Сетенай, ткнув в книгу кончиком пера. – Безопасность прежде всего.

Он достал перчатки из внутреннего кармана плаща. Ксорве почти никогда не видела, чтобы он их носил: видимо, они предназначались для магических ритуалов.

Перчатки были сделаны из мягкой темной кожи, и, как и все вещи Сетеная, когда-то были расшиты, но за долгие годы вышивка поблекла и стерлась.

Сетенай взял в руки словарь и осмотрел его, подняв бровь. Задняя обложка обуглилась, в ней зияла дыра, и многие страницы оказались прожжены насквозь.

– Придется заплатить за него Парце, – сказал он.

– Простите, – сказала Ксорве. – Это первое, что попалось под руку.

Сетенай хитро улыбнулся ей. К нему вернулось хорошее расположение духа, как будто послание Оранны было дружеским письмом.

– А ты сообразительная. И я рад, что раз уж пострадала книга, то не моя, а Парцы.

Он осмотрел стол. Там, где прежде лежал словарь, теперь зияла дыра в столешнице, напоминавшая фолиант очертаниями. Ксорве поежилась – стол был недешевым, но Сетеная, казалось, это совершенно не беспокоило.

– Смотри-ка, – сказал он, собрав пригоршню каких-то тонких предметов с испорченного стола. Ксорве вытянула шею. На ладони Сетеная лежали чьи-то косточки не длиннее спички. Они были плохо очищены – тут и там виднелись высушенная кожа и хрящи. – Нам повезло, что ты уничтожила не все. Мне они пригодятся.

Ксорве отодвинулась в дальний угол дивана, слушая его вполуха. Ей хотелось пить, чтобы избавиться от привкуса ржавчины во рту, но она не могла заставить себя подняться. Новость об Оранне выбила ее из колеи, но она не могла найти этому объяснения. Она не то чтобы считала, будто Дом Молчания и его обитатели перестали существовать после ее побега, – скорее неприятно было осознать, что они все еще так близко.

– А как Оранна узнала наш адрес? – спросила она с дивана.

– Боюсь, дело в том, что я рискнул ей написать, – ответил Сетенай. – Когда-то давно мы обсуждали совместные поиски. Я хотел узнать, интересует ли ее это по-прежнему. Судя по всему, это ответ.

Он сидел за столом, сортируя кости – череп размером с наперсток, зазубренные кости и прочее.

– Видимо, это значит «нет», – с надеждой заметила Ксорве.

– Хм, – ответил Сетенай. – Не уверен. Видишь ли, это скелет маленькой летучей мыши.

Он почему-то был очень доволен. Ксорве заглушила стон подушкой.

– Такие животные не водятся в северном Ошааре. Они предпочитают теплые края. Оранна по собственной воле покинула Дом Молчания. Это не отказ – это приглашение. Очевидно, она напала на след Реликвария.

После того, как Ксорве легла спать, Сетенай ушел, забрав с собой скелет летучей мыши. Он не впервые исчезал ночью. Обычно к утру он возвращался, но в этот раз Ксорве предпочла бы, чтобы он остался. Едва ли Оранна появится в винной лавке и потребует, чтобы Ксорве вернулась к Святилищу или что-то в этом роде – но без Сетеная комнаты казались менее безопасными: совсем как чашка, которая дала трещину, хотя из нее по-прежнему можно пить.

Ксорве никак не могла выкинуть из головы мысли об Оранне и Сетенае. Как будто она упустила из виду важные черты его личности и не знала об этом. Она задавалась вопросом – какой он, когда его нет рядом.

Ее разбудил стук в дверь. На дворе была ночь, Сетенай вернулся. Он вручил ей финиковое печенье и попросил собрать вещи.

– Почтовый корабль отплывает через час, – сообщил он как нечто само собой разумеющееся.

– Я тоже еду? – спросила она, не проснувшись окончательно. – Куда мы отправляемся?

Она уже понимала: бессмысленно напоминать ему, что утром ее ждет тренировка, а днем занятия.

– В Эчентир. Истребленный город, – ответил он. Ей это ни о чем не говорило. – Возьми с собой меч и теплую одежду.

– Как обычно, – заметила она, роясь в шкафу в поисках зимней одежды. – Мы надолго уезжаем? – спросила она, но Сетенай уже вышел из комнаты.

Ночь была в самом разгаре, но на пристани толпились люди. Впереди вырисовывался силуэт почтового корабля – это было огромное, тяжело нагруженное, слегка накренившееся судно. Ксорве и Сетенай прошли мимо женщины, спорившей с матросом по поводу перевозки контейнера с живыми угрями, мимо грузчиков, кативших бочки с араком, а затем поднялись по трапу и оказались на борту.

Сетенай взял им отдельную каюту. Ксорве бросила сумку на верхнюю койку и уставилась в иллюминатор. Корабль успел отчалить и уже летел в сторону Врат Серого Крюка.

– Где находится Эчентир? – спросила Ксорве. – Я слышала разговоры на борту: все остальные, похоже, думают, что мы летим в Торосад.

Торосад был крупнейшим городом Ошаара. Оттуда до Дома Молчания было очень далеко, но Ксорве подобное соседство все равно не радовало.

– Они летят в Торосад, – ответил Сетенай. Заметив ее угрюмое лицо, он добавил: – Эчентир расположен в мертвой зоне. Никто в здравом уме не отправится туда. Когда корабль остановится на заправке, мы наймем лодку и полетим туда сами.

Врата были уже совсем близко. Иллюминаторы наполнились зеленым светом, мерцающим так, будто внутри бились тысячи крыльев. Ксорве выглянула и увидела очертания Врат – сквозь эту громадину могла пройти дюжина почтовых кораблей.

Это было первое путешествие Ксорве сквозь Врата с тех пор, как они осели в Сером Крюке. Оказалось, что пересекать их на борту корабля гораздо приятнее, чем пешком. Чувство выпадения из реальности никуда не делось, но толстые доски корабля придавали устойчивости. Это успокаивало: Ксорве казалось, что она выпала из реальности с того момента, как открыла проклятое письмо, и падение никак не закончится.