Однажды им пришло новое письмо – Сетенай тогда был в отъезде с Вепрями, а Ксорве в очередной раз билась над сослагательным наклонением прошедшего времени.

– Почему ты такая непонятливая? – возмущался Парца. – Ты не можешь отправиться в Карсаж, разговаривая так, как ты говоришь, иначе тебя примут за варвара и будут смеяться тебе в лицо. Еще раз. Мы проходили это на прошлой неделе. Если бы я тогда поехал в город, – нараспев читал он, постукивая пальцем по обложке словаря в такт словам. Клинышек его бородки качался вверх-вниз, точно клюв птицы, клюющей червяка.

– Если бы ты тогда остался дома, – пробурчала она, выставив вперед клыки, пока он не видел. Ее коренные клыки начали расти в прошлом году. Они почти достигли нужной длины, но иногда десны болели, особенно во время уроков Парцы. Служанка из винной лавки постучала в дверь – пришло письмо, и Парца недовольно поморщился, но Ксорве не обратила на это внимания.

Послание было на редкость увесистым – тяжелый сверток, обернутый вощеной бумагой, перевязанный несколько раз шнуром и запечатанный куском сургуча без клейма. Сверху аккуратным почерком было выведено имя: «Белтандрос Сетенай».

Ксорве не спеша расплатилась и поблагодарила служанку. До конца занятия с Парцей оставалась четверть часа, и она не собиралась упускать ни одной минуты передышки.

– Хватит тянуть, – крикнул Парца из гостиной. – Я не уйду, пока ты не скажешь это без ошибок. Мне некуда спешить.

– Ясно теперь, почему тебя выгнали из Карсажа, – пробормотала Ксорве себе под нос и вернулась в комнату с посылкой в руках.

– Я должна это прочесть, – сказала она. – Это может быть что-то важное.

Отчасти это было правдой. Она часто помогала Сетенаю с перепиской. Для нее это было хорошей возможностью поупражняться в языках. Если это письмо зашифровано, она не сможет его прочесть, но пока распакует и изучит содержимое в комнате Сетеная, сократит время занятия с Парцей еще секунд на тридцать.

Парца вздохнул и принялся перебирать свои бумаги – вмешиваться в дела Сетеная он не собирался. Ксорве села за стол и принялась обрезать бечевку.

Перерезав последний узел, она вдруг осознала, что упустила нечто важное. Письма для Сетеная всегда присылались на имя Пелтари. Его настоящего имени никто не знал.

– Черт, – сказала она.

– Ну и выражения, – заметил Парца, прищелкнув языком. – Но иного и не следовало ожидать, раз доктор Пелтари позволяет тебе якшаться с уличным отребьем…

Ксорве не слушала его. Пульс участился, в груди начал разрастаться ужас. Она судорожно оттолкнула сверток – сургучная печать начала разваливаться на куски и превращаться в пыль.

За печатью на бумаге обнаружился бурый символ из завитков и спиралей. Ксорве почувствовала себя так, будто откусила кусочек персика и обнаружила внутри клубок червей.

– Что ты… – сзади подошел Парца. – Колдовство, – произнес он тихим, но суровым тоном, какого от него никогда не слышала Ксорве. – Клянусь Матерью всех городов, это нечестивый дом…

– Это прислали почтой, Парца, – сказала Ксорве. Она отодвинула стул и встала, не отрывая взгляда от свертка. Задержала дыхание, как учили, изо всех сил пытаясь подавить подступающую панику. Что, если сверток взорвется? Она почти ничего не знала о магии – что ей делать?

Парца, продвигаясь к двери мимо дивана, молился на карсажийском. Ксорве было не до него.

Письмо начало распечатываться само по себе. Листки бумаги разворачивались с сухим жестким шелестом, подобным шороху чешуи на песке. Резко запахло раскаленным металлом, опаленными волосами – и чем-то еще, с чем Ксорве давно не сталкивалась. Аромат благовоний, намек на лотос.

– Во имя богов, – выдохнул Парца. Прижавшись к входной двери, он сражался с засовом. – Беги же, дуреха, нельзя на это смотреть.

Ксорве вовсе не хотела видеть содержимое свертка. Но как она будет смотреть в глаза Сетенаю, если вдруг их дом сгорит, взорвется, или случится что-то еще?

Со спокойствием, которого она от себя не ожидала, она вернулась к столу, за которым проходили занятия, и схватила словарь Парцы – внушительный том из кожи и пергамента, тяжелый как булыжник.

Письмо все еще разворачивалось. Ксорве подняла книгу над головой и обрушила ее на сверток. Что-то хрустнуло, и наступила тишина.

Ксорве опустилась на стул – до нее дошел весь ужас положения – и молча наблюдала. На всякий случай. Удостоверившись, что сверток не собирается оживать, она выбралась из квартиры на лестницу и встретила там Парцу.

– Я разобралась с этим, – сообщила она.

– Ты не можешь разобраться с магией, – ответил он, испепеляя ее взглядом. Парца часто так делал, но в этот раз к злости примешивался страх.

– Видимо, мне стоило последовать вашему примеру и сбежать, – заметила Ксорве.

– Да, – ответил Парца. – Если бы ты воспитывалась в цивилизованной стране, ты бы это знала. Убежать прочь и сообщить в Инквизиторат – правда, едва ли в этом проклятом мире есть отделение…

– Я просто уронила на него словарь, – сказала Ксорве, зная, что он взбесится.

– Мой словарь! – вскричал Парца. – Что… – он осекся. Она проследила за его взглядом и увидела, как что-то просачивается из-под входной двери.

Клубы какого-то темного вещества, похожего на жидкий дым, струйками расходились в разные стороны и ползли по полу к ним.

– Клянусь Матерью всех городов! – взвизгнул Парца. – Ты же якобы разобралась с этим?

Дым распространился уже на несколько метров от двери, он двигался куда быстрее, чем можно было ожидать. Дым поднимался вверх толчками, а затем собирался в тонкие черные щупальца. Ксорве казалось, что они тянутся к ней. Она пожалела, что оставила меч внутри, пусть даже толку от него было немного.

На мгновение она застыла, испытывая чувство вины и ужаса и глядя на движущийся дым. Парца вытолкнул ее перед собой, чтобы щупальца не добрались до него.

– Магия отвратительна богам, – сказал он. – Да простят нас Девятеро…

Она должна предупредить тех, кто внизу. В винной лавке это час самой оживленной торговли. Там собрались десятки людей, не подозревающих о том, что творится наверху.

Сетенай изо всех сил старался жить неприметно. Он никогда не пользовался магией. Но теперь им придется покинуть Серый Крюк. Парца видел слишком много, а уж если десятки завсегдатаев вынуждены будут сбежать из винной лавки – и того хуже. На этом их безбедная жизнь закончится.

Ксорве знала, что рано или поздно так и случится, но ей невыносимо было думать, что она сама поставила на этой жизни крест своими бездумными поступками. Зачем она приняла послание? Она все испортила просто потому, что ее раздражал Парца.

Парца тем временем продолжал что-то бормотать. Она открыла дверцу стоявшего рядом бельевого шкафа и запихнула его туда. Что делать с ним, она разберется потом – или решит Сетенай.