делать днем? Народу нет, только сотрудники. Редко кто из посетителей заглянет.

– А бухгалтерия?

– Так администрация вся на месте, – оживился бармен. – Позвать?

– Погоди. Хотя… Кого-нибудь надежного. Непьющего.

– У нас тут пьют только клиенты, – ухмыльнулся бармен.

– Не свисти. А чиксы, которые в доле?

– Промки, что ли? Ну, консуматорши, – пояснил бармен, поймав удивленный взгляд Снегина, – их еще промками называют. Им за вредность доплачивают.

– А молоко дают? – не удержался Снегин.

Вот чего ему сейчас хотелось! Молока!

– Этого не держим, – разочаровал его бармен. – Сейчас Людмилу Анатольевну позову. Она балансы сводит. Дебет с кредитом.

Вскоре Снегин увидел бюст. Размера этак восьмого. Дородная дама, сверкая люрексом на вязаной кофте и бриллиантами в массивных серьгах, вплыла в зал, где обслуживались клиенты.

– Это кто тут из милиции? – она скользнула взглядом мимо Снегина, высматривая кого-то за его спиной.

– Вообще-то полиция, – поправил он. Даме было лет шестьдесят, и милицию она помнила еще советскую.

– Мальчик, ты тут зачем? – строго спросила дама. – Макс, ты почему наливаешь несовершеннолетним?

Снегин побагровел. Выглядит он, конечно, молодо, но не настолько же! Все дело в освещении. Лампочки им надо нормальные вкрутить. А то сидят тут в сумерках. Оно, конечно, при ярком свете клиентов спаивать труднее!

– Я вам не мальчик! – рявкнул он. – Потрудитесь предъявить документы!

– Это капитан полиции, Людмила Анатольевна, и уж точно не мальчик, – тяжело вздохнул бармен. – Он еще и в завязке.

– Куницын! Без комментариев!

– А вы меня дебилом назвали. Небось забыли. Могу жалобу написать. Айтишник умер сам. А что салатом подавился, это не ко мне, а к повару, – и бармен любовно протер сверкающий бокал, взяв его из горки.

– Я с тобой еще разберусь, – пообещал ему Снегин и перевел взгляд на явно растерявшуюся Людмилу Анатольевну.

– Простите, – смущенно сказала та. – Но для меня вы все равно еще мальчик. Сколько бы лет вам ни было.

– Понятой будете, – буркнул Снегин.

Ему всего-то требовалось изъять из кладовки номер. Найти вещественное доказательство. И предъявить Куницыну фотографию ограбленного охранника. А дальше по обстоятельствам. Доложить и сообща составить план оперативно-разыскных мероприятий. Но сначала номер.

Снегин пошел в кладовку, чувствуя спиной, как тяжело вздыхает Людмила Анатольевна. Ну не верилось ей, что такая юная милиция ее убережет. То есть полиция. За бухгалтершей без особого энтузиазма плелся бармен. Что-то ему подсказывало: Снегин в баре прописался. Учитывая, что мент непьющий, Куницын предвидел большие проблемы. И думал, как от них избавиться.

В баре ведь и в самом деле мутно. И совсем ни к чему, чтобы каждый вечер здесь торчал непьющий мент. Иначе выручка будет стремиться к нулю. Мент ведь докопается не только до ассортимента, но и до консуматорш. И Куницын гадал, как преподнести все это хозяину. К тому же понятия не имел, что именно здесь ищет полиция.

И почему они вернулись? Вроде конфликт с айтишником улажен, а инцидент исчерпан. Хозяин так сказал. И вот вам, здрасьте! Явление «Иисуса», чтоб его Снегина! Только нимба на голове не хватает! От текилы отказался, гад! Не какой-нибудь, а золотой! Куницын готов был пожертвовать не один стакан, лишь бы этот Снегин отсюда свалил, да поскорее. Или хотя бы под стол свалился и перестал задавать коварные вопросы.

Так они дошли до кладовки. «Почему кладовка?» – сразу напрягся Куницын. Ничего особенного там не хранилось. Инвентарь. Хлам всякий. Ну, стремянка. Не за стремянкой же идет туда мент? Хотя от такого всего можно ожидать.

– Понятые, смотрите, – строго сказал Снегин.

Смотреть оказалось трудно, поскольку дверь была узкой, а кладовка крохотной. Снегин с трудом мог здесь развернуться. Хорошо, что он знал, где искать.

Снегин сунул руку в мягкое. На уровне глаз. И похолодел. Там ничего не было. Никакого номера. На память он не жаловался, хотя… У него ведь тогда голова болела. Вроде бы он засунул номер между одеялом и застиранными салфетками. Вот салфетки на месте. Одеяло тоже. А номера нет.

– Что за черт, – пробормотал он и стал обшаривать полки на уровне глаз по всему периметру. Ну не было номера!

– Белочка, что ли? – сочувственно спросил бармен.

– Заткнись, – не выдержал Снегин.

Куницын проглотил резкость, а вот Людмила Анатольевна обиженно засопела. Полиция не нравилась ей все больше. Мало того, что теперь в ней дети служат, так они еще и невоспитанные. Снегин понял, что сорвался не по делу, и буркнул:

– Извините.

– Вы скажите, что ищете, – высунулся Куницын из-за гигантского бюста, обтянутого сверкающей кофтой. – Может, мы вам сами это отдадим.

По протоколу положено спрашивать, не хранятся ли здесь – и далее по списку: оружие, наркотики, другие запрещенные вещества. Но номер от машины к ним не относится, вот в чем штука. Даже если на этой машине увезли в неизвестность миллион долларов. Да и никакой это не обыск – просто обследование. Без адвоката, при открытых дверях. Взять след, так сказать, который неожиданно обнаружился здесь, в баре. Но след оказался призрачным в отличие от стоящих на полках бутылок, которые по-прежнему могли нанести сокрушительный вред здоровью.

И Снегин растерялся. Он не знал, как себя вести. Спросить? А если бармен с бухгалтершей в глаза не видели этот треклятый номер? Она-то уж точно. Брежнева видела, «Лебединое озеро» во время ГКЧП, пустые полки в магазинах и разгул криминала, – все это Людмила Анатольевна видела. А вот номер от машины в кладовке со всяким хламом – вряд ли.

Снегин решил подумать. Не получалось с изъятием улики. Если номера нет там, куда Снегин его засунул, значит, преступник или свидетель ограбления здесь побывал уже после визита криминальной полиции. И улику перепрятал. А может, и вовсе выкинул. Допустим, на помойку. Прошло уже несколько дней. Содержимое того контейнера теперь погребено под мусором из многих других. Москва город огромный, и ничто не плодится здесь с такой скоростью, как мусор.

«Хорошо, что я его сфоткал, номер этот, – подумал Снегин. – И хорошо, что эту фотку кому надо показал. Еще лучше, что переслал. Так у меня хотя бы доказательство есть. А то сказали бы: глюк. Но это был не глюк. В этом баре происходит что-то странное. И я обязательно узнаю, что именно».

Чайка

Ребенка мне пришлось отправить к матери в нашу почти деревню. Затрапезный городок, ничем не примечательный. Десять тысяч жителей, один завод и две школы. На окраине старая водокачка с дырами в кирпичной кладке, аисты свили гнездо наверху. Мы лето замечали по нашим аистам. Не было, и вдруг – стоят. Вернулась сладкая парочка. Тянет их сюда. Да и мы привыкли.

Мама не собиралась на пенсию, но я ее уговорила. Сказала, что буду присылать больше, чем ей платят на заводе. Пенсия-то у мамы вышла очень уж маленькая, немногим больше десяти тысяч. Ну, разве на них проживешь? Это же нищета!

Зарплата тоже крохотная, завод почти загнулся. Неполная рабочая неделя, три дня из пяти. А то и меньше. Градообразующее наше предприятие, забери его капитализм.

Я сказала, что буду присылать как минимум двадцать тысяч в месяц. Но постараюсь побольше. Лишь бы дочка моя находилась под присмотром. Я и старалась.

На квартиру меня к себе подружки пустили. Разумеется, не бесплатно. Они все равно работали с утра до вечера. Уходили засветло, приходили затемно. И мне требовалась только койка, чтобы переночевать. Потому что вкалывать надо.

Выделили мне девчонки диван на кухне в съемной квартире, благо двушка оказалась просторной, в новом доме. И я начала новую жизнь. Разумеется с поисков работы.

Выбор у меня был небольшой: обратно в отель горничной или официанткой куда-нибудь пристроиться. Но я уже поняла, что это путь тупиковый. И лет мне уже не двадцать, и вид товарный утратила, и рожала. Мужика нормального не подцепить. Так чтобы замуж и больше уже не работать. Дочка ведь у меня.

А тут поветрие: все повалили в фитнес-клубы. И мода на йогу. Одна из моих товарок подвизалась инструктором в таком клубе. И ведь курила! Тоже мне – тренер! Но и такое бывает. Говорит мне:

– Запишись на курсы. Пару месяцев – и ты инструктор по йоге. Фигура у тебя что надо, сбрасывать вес не придется. Мышцы только подкачать.

Я сперва заупрямилась:

– С ума сошла? Где я, а где йога?

Хотя в школе я считалась девушкой спортивной и даже бегала за район. Ну а что еще делать в нашей дыре? Бассейнов нет, фигурному катанию не учат – негде. Танцевалка да музыкалка – вот и все дополнительные занятия. На пианино у моих родителей денег не хватало, а для того, чтобы на скрипке пиликать, у меня не оказалось слуха. Пробовала с танцами, да бросила. Там терпение нужно. Путалась я, не могла запомнить, куда идти, куда ногу ставить, когда руку поднимать. А вот просто бежать, думая о чем-то своем, – это мое.

Выносливость для йоги необходима, и поначалу