пылать!». И Катя неожиданно прониклась к нему, тотчас отошли в прошлое от неё постоянные перепалки и ссоры с пьяным мужем, которые давно стали привычно-повседневными, но сейчас они просто улетучились, стали далёкими и не реальными. Коллектор тоже смотрел на неё, как на чудо, и продолжал очаровывать её красивыми и нежными стихами: — «А я ласкать тебя и целовать хочу, лелеять, обожать, любить и нежить. Ты мой мечтанный форт, тоска и безмятежность, И вздох моей души — об этом и кричу!» И Катерина почувствовала, что оказалась совсем в другом мире и даже вздрогнула, когда неожиданно раздался стук в дверь, и громкие возгласы её нетерпеливого пьяного мужа: — Открывайте, я пришёл за Катериной. — Катя, если ты здесь, выходи, пойдём домой, нечего тебе шататься по чужим углам, у тебя есть дом и я — твой муж. Тут во время вмешалась спасительница Тамара: — Я же тебе русским языком сообщила возле магазина, что нет здесь Кати, и нечего ломиться в дверь, беспокоить нас и всех соседей.

В это время прораб достал, на всякий случай, из под кровати, на которой они нежились с Оксаной, деревянный дрын, в виде увесистой палки, и приготовился им встречать нарушителя спокойствия. — Отворяйте по-хорошему, — не унимался Петро. — А я тебе сказала и сейчас повторяю: нет здесь Катерины, она уехала к матери, и не ломись к нам бес толку, — резко ответила Тамара, которая собиралась, было, отойти ко сну. — Ну, Томка, если врёшь, рассчитаюсь с тобой при встрече, узнаешь меня. — Шагай, шагай отсюда, не беспокой нас и соседей понапрасну.

Все в доме насторожились, особенно Катерина и коллектор, для которого всё казалось невероятным, а когда Пётр, ругаясь, удалился, они, сидели, прижавшись друг к другу, по-прежнему, ещё не веря, что тревога прошла. Наконец всё утихло. Коллектор, попав в непривычную передрягу, серьёзно задумался. Но, когда Катя прижала его к себе и страстно поцеловала в губы, он пришёл в себя. И чувствуя её желание быть рядом с ним, заметно воспрял духом и, перефразируя стихи прекрасной поэтессы Вероники Тушновой, заговорил:

Биенье сердца твоего,

Тепло доверчивого тела,

Как мало взял я из того,

Что ты отдать мне не посмела.

И далее, уже стихи от себя, коллектор выдохнул:

А я хочу купать тебя в любви,

В море волн и в ливени рассветов,

Только ты решись, и позови -

Я явлюсь к тебе, любимая,

Хоть где ты…

Теперь они нежились… Коллектор ласкал Катю и чувствовал её тягу к нему. Руки его обнимали её и гладили, осязая обнажённое тело. Когда он целовал её губы, щёки, шею и, наконец, груди, то шептал: «Катенька, я полюбил тебя с первого взгляда, сладкая моя и желанная». Катя ответно отзывалась на его ласки. А далеко за полночь, когда они обвились руками, и плотно прижались, Катерина прошептала: «Войди в меня, Игорёша, я хочу тебя, мой милый. Как хорошо мне с тобой!» И он растворился в её внутренней неге сладострастия. Они слились, и были счастливы. И не хотели отрываться друг от друга, и на какое-то время забылись в сладостной дрёме. А потом забрезжил ранний рассвет. Катерина, улыбаясь, притянула к себе Игоря и их уста вновь соединились в нежном поцелуе…

Ранним утром они вышли из дома, и пошли на автостанцию. Игорь посадил Катерину на первый автобус, отходящий в райцентр. Распрощавшись, они расстались. Это были последние их совместные минуты. После этого, они теперь уже каждый в отдельности мысленно уходили в нежные воспоминания прошедшей памятной ночи, ночи любви. Это была их единственная и последняя встреча. Больше никогда им не довелось в жизни свидеться.

…И КАК ВСЕГДА

Ксения была красивой, но появилась в отряде не от хорошей жизни — муж постоянно колотил её, наверно, от ревности. И в тот раз ей всё это надоело. Она схватила дочку, и в чём была — уехала с ней к подруге в большой город, а там друзья устроили её на полевые сезонные работы в отряд геологов. Отряд был небольшой и интеллигентный, приняли её радушно.

Он отсутствовал в отряде ровно месяц, был на другом объекте. А как только появился, русоволосая повариха Ксения сразу привлекла его внимание. Всё в ней было для него в норме — фигура, ножки, рост и возраст. А из глаз струилось редкое сочетание небесной синевы и сочной земной луговой зелени. Он был уверен, что и светлый, согревающий луч солнца, будет исторгать её доброе сердце. Обо всём этом он сразу же выпалил ей, и этим расположил к себе.

Вскоре они поехали на новую полевую точку на машине: она сидела в кабине рядом с водителем, а он в кузове, склонившись к оконцу, настойчиво стучался к ним. Сначала, чтобы привлечь её внимание, а потом делал сигналы руками о том, что она ему очень нравится: прижимал ладони к груди, а пальцы к губам, распуская их веером в её направлении. Она улыбнулась. А когда они сделали остановку, она вдруг сказала ему, что «если люди захотят то, что им очень хочется, у них обязательно всё получится». Тогда в первую же ночь, а они заночевали в пути, раскинув на обочине палатку, он выбрал момент, и, прокравшись, проник к ней в спальный мешок; всё произошло тихо без лишней суеты и в согласии.

А в дальнейшем странные у них сложились эротические отношения. Слово «эротические», пожалуй, будет не очень подходящим — слишком выспренним в выражении их сексуальной близости. В центральном полевом лагере она находилась в большой палатке — днём готовила там обеды и кормила геологов, а ночью на металлической кровати в широком двухместном мешке ночевала. Днём это была её полевая горница, а ночью — полевая спальня. Когда с наступлением сумерек лагерь затихал, она, умывшись и смазав вазелином лицо — других кремов не было, — ложилась в постель и замирала в ожидании его прихода. И всегда он непременно появлялся, снимал верхнюю одежду и нырял к ней в спальник. Причём не было у них особых памятных встреч — с поцелуями, объятьями, ласками. Обычно она лежала на спине и была готова, а он, снимая подштанники, без лишних телодвижений оказывался на ней. Процесс происходил ровно, как по команде: «вверх-вниз», «вверх-вниз». Не чувствовалось никаких отклонений, всё было гладко. Он скользил внутри неё до тех пор, пока не наступало «извержение». Даже дыхание почти не учащалось, разве только чуть-чуть. Потом он поднимался и, даже без поцелуя на прощание, одевался и уходил. Всё происходило одинаково и еженощно.

Геологи