Тюменью он узнал, что его отец Александр Гаврилович, успевший убежать из города незадолго до вступления туда красных, умер в Ишиме, и единственным владельцем извозо-промышленного заведения «Побирский и сын» остался лишь «сын». Но вступить в права наследника Прохор не мог, ибо никакого наследства по сути дела уже не было.

— Я нищий! — сквозь слезы кричал на офицерских попойках «наследник». — Я ограблен большевиками!

Поздней осенью Прохора тяжело ранила какая-то шальная пуля. Однополчанин привез его в сторожку лесника. Лесник, маленький, сухонький старичок, сначала не соглашался брать к себе колчаковского офицера. Но потом, глянув на рану Прохора, поскреб затылок и буркнул:

— Ладно, леший с вами... Оставляйте! Я секретные травки знаю, лекарственные, вылечу.

Когда Побирский выздоровел, возник вопрос, как ему быть дальше: не вечно же скрываться в тайге. Однако и тут выручил лесник: посоветовал ехать в приобский город, к верным друзьям-приятелям.

Чем занимались эти верные друзья, Прохор догадался давно. Кое-кто из них бывал в сторожке и приносил объемистые свертки. Старик свертки куда-то прятал, потом приходили другие люди и свертки забирали. И Прохора нисколько не беспокоило, что сторожка — самая обычная «хаза», а гости — воры и грабители.

Правда, пообжившись в городе, ротмистр понял, что друзья лесника работают по-кустарному: дальше мелких краж не идут, нападают лишь на одиноких прохожих, организовать налет на какой-нибудь магазин или ограбить артельщика с деньгами боятся. И он решил использовать свой опыт, приобретенный в полку «Голубых улан».

...Все произошло неожиданно. Около почтового вагона, из которого выносили мешки с ассигнациями, неизвестные в черных масках открыли беспорядочную стрельбу. Охранники на перроне растерялись.

— Ложись, не то всех прикончим! — повелительно приказал резкий баритон.

Кто-то из публики послушался, кто-то заголосил, началась суматоха, и неизвестные, воспользовавшись ею, похитили десять мешков.

Слухи о дерзком ограблении тут же разнеслись по уезду. А Прохор, выросший в глазах новых друзей после проведенной операции, глушил на радостях самогон.

Скоро шайка Прошки-Офицера, окрыленная успехом, стала орудовать по всей округе. Наглости, с которой она совершала свои дела, не было границ. На железнодорожных перегонах бандиты пускали под откос вагоны, грабили ближайшие деревни и села; чтобы раздобыть оружие, нападали на военнослужащих.

Но в одну из ночей милицейский отряд бесшумно окружил хутор, где скрывались бандиты, и предложил им добровольно сдаться. Перепуганные полуодетые члены шайки, побросав обрезы и наганы, появлялись с поднятыми руками. Спасся лишь Прохор: сумел в темноте отползти в канаву. И на этот раз судьба была к нему благосклонна...

Прошло несколько месяцев, и о Прошке-Офицере вновь заговорили. Правда, в соседнем городе. И здесь бывший ротмистр сколотил шайку из тех, кому терять в жизни было нечего. Только кольцо вокруг него все сжималось и сжималось. Два раза, отстреливаясь, уходил Прохор от засады, а на третий, сама того не ведая, выручила хозяйка трактира «Обь», молодая красивая вдова, к которой он заглянул на огонек: в ту ночь милиция разгромила «малину», где шайка ждала главаря. Чувствовалось, сколько веревочке ни виться — конец близок. И Прохор решил пока отсидеться в таежной сторожке у старого знакомца-лесника.

«А там видно будет», — беззаботно решил он.

Лесник, когда Прошка-Офицер, нечесаный и небритый, ввалился к нему, долго думал и наконец, пощупав свою бороденку, с горечью сказал:

— Опасно, ваше благородие, стало у меня, опасно. Третьего дня вот приезжали на конях чины из милиционерии, любопытствовали, не встречаю ли я кого из посторонних, не вступаю ли с ними в дружбу, о прошлом моем допрашивали... Удирать из этих краев думаю. Да, да! И тебе советую.

— Почему? — тревожно спросил Прохор.

— Хоть живу я в глухомани, — ответил лесник, — но о многом ведаю. Пора кончать игру, сынок. Прошу прощения, ваше благородие: по нашим следам, чую, ищейки пущены...

— Трусоват ты нынче, дядя! — разозлился Прохор. — Ну зачем психуешь? И кого боишься? Милиции, что ли? Да нам, ночным духам, никакая милиция не страшна.

— По молодости, ваше благородие, хорохоришься!.. Власть-то законная, осмелюсь доложить, крепчает.

— Здесь закон — тайга!

— Не успокаивай душу, милый, и не гневайся за правду... Бежать надо. Только куда? В Индию, что ли...

— В Индию Васко де Гама давно уже путь открыл, — зевая, усмехнулся Прохор. — Для тебя специально...

— Не ехидничай, ваше благородие! — пристыдил гостя старик и более миролюбиво добавил: — А мотай на ус! Пока же спи... Утро вечера мудренее. Как открывателя-то того кличут? Васька Дегама? Красиво кличут... Красиво. Васька Дегама!..

Не послушав тогда здравых советов, Прохор вернулся к прежней разгульной жизни и, кочуя по Сибири, продолжал шалые дела. Но с каждым днем они шли хуже и хуже. И появилась в душе, и становилась все более осязаемой тревога.

Что было делать? Сложить оружие и сдаться? Эту идею «ночной дух» отбросил сразу: на помилование рассчитывать не приходилось. Скрыться за кордон, наверное, не так-то просто. Переждать, пока все порастет травой и забудется? Но где? Сторожку в тайге лесник самолично спалил еще летом и драпанул на Урал, в некий торговый город, в котором не так давно проживал и Прохор...

«Ну, а если опять заручиться помощью лесного старикашки, — покусывая губы, размышлял ротмистр, — схорониться у него до более спокойных времен? Конечно, показываться в знакомых местах рискованно. Только, как говорят, риск — благородное дело. Да и не буду я целыми сутками околачиваться на улицах. К тому же сибирской милиции, крест можно поцеловать, в голову не придет выслеживать Прошку-Офицера на его родине...»

Вначале все шло как по маслу. Своих обреченных «друзей» Прохор покинул, не сказав никому ни слова; до Урала добрался без происшествий; городской адрес лесника установил в первый же день, и вот!..

«Эх, зря меня сюда все-таки качнуло, зря! Чего доброго, теперь застукают... Эх!» — с этими мрачными мыслями незваный гость Фаддея Владимировича повернулся на бок и заснул.

XV

Ваську Дегаму уже допрашивал субинспектор, бывший матрос спасательной службы Владимиров, которого товарищи из-за вечно торчавшей под усами закопченной трубки прозвали «торбой с дымом». Сам инспектор Яруш лежал в лазарете с огнестрельной раной, полученной во время недавней облавы.

Указав Ваське на некрашеный деревянный табурет, Владимиров, выпустив очередное дымовое кольцо и откашлявшись, пробасил:

— Присаживайтесь, гражданин!

— Премного благодарствую, милый! — еще более низким басом откликнулся старик.

Владимиров засмеялся:

— Да вам надо протодьяконом у патриарха Тихона быть, а не уголовно наказуемыми делами заниматься. И учтите, я