Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, Светлана Моисеевна. Спасибо большое. Можно идти?
– Угу… А! Нет! Стой… Уже, между прочим, который месяц замечаю… Что это ты так много дежурств в приемнике берешь? И не списывай на больных товарищей. У тебя же семья, ребенок. Все никак в д’Артаньяна не наиграешься, что ли? Про ваши ежевечерние веселья на хирургии знает вся больница, а приемник с реанимацией просто славятся! Учти: я долго терпеть не стану твою постоянную зевоту в ординаторской. Или эндокринология, или шашкой всю жизнь махать.
Точно атеросклероз: то мало работаешь, то много.
– Я учту, спасибо большое. Просто не хочется первый сертификат по терапии терять…
Жестикуляция моментально усилилась.
– Ну бо-о-оже мой, что ты все время, просто все время оговариваешься! Невозможно! Так, все, иди. Я тебя последний раз предупредила!
Этот последний раз был не менее чем двадцатым. Выйдя из кабинета, я в удрученном состоянии поплелась к седьмой палате, не ощущая абсолютно никакой радости от частичной отмены дедовщины в отношении платных услуг.
Если сейчас там еще и сынок начнет морду кривить, загрызу.
Около палаты меня выловила Лилия Ивановна и всучила историю болезни.
– Вот, только передали с реанимации.
– Спасибо, осчастливили, блин.
Ответной реакции не последовало: молодых врачей на отделении было трое, и никто из нас пока не смог внушить старшей медсестре уважения. Я посмотрела на обложку истории: Полина Алексеевна Вербицкая, 1950 года рождения.
В палате стояла тишина, никаких родственников в досягаемом радиусе не отмечалось. Тут было много небывалых по тем временам излишеств: стеклопакеты, плотные занавески, холодильник, микроволновка, новый линолеум, приличных размеров стол и шкаф для одежды, а самое важное – отдельный санузел с душем. Пахло недавно законченным ремонтом. Кровать поставили подальше от окна, в полумраке. С порога я даже сначала не поняла, где больная: она была настолько маленькой и хрупкой, что одеяло почти полностью скрадывало очертания тела. Я приблизилась и села на краешек кровати, потихоньку перелистывая историю болезни. Женщина спала.
Вот странно: откуда диабет? Ожирения нет, метаболический синдром под большим вопросом… Черт, так надеялась увидеть огромную армянскую маму. Уж с этим народом я научилась разговаривать.
Женщина оказалась совершенно петербургская: седые, без следов краски, волосы аккуратно забраны в гладкую прическу, подчеркивающую высокий лоб, черты лица благородны и глубоки. Тут же вспомнилась одна из преподавательниц Вагановского училища, которых я частенько наблюдала, гуляя в Катькином саду: изящной походкой, в маленьком темном берете, приталенном элегантном плаще и на неизменных каблучках, она со своим выводком шествовала в сторону Невского проспекта.
Девочки, спину держать…
Годы только прибавили госпоже Вербицкой достоинства и красоты. Тонкие ненавязчивые духи, домашнее постельное белье, аромат женской косметички, прекрасные хрупкие пальцы, почти не тронутые временем, тонкие запястья и изящная шея. Запахи и линии, пастельные тона, глубокий спокойный сон. Это была идеальная картина, ни одна деталь не разрушала гармонию. Только легкий след ацетона в дыхании и предательский диабетический румянец. Казалось, сейчас проснется и будет совершенно здорова.
Вот все-таки странно: «перо», торчащее из брюха татуированного пацанчика, воспринималось совершенно логично, разбитая башка у пьяного в стельку водителя – тоже. Но в этой картинке не было логики.
Я раздвинула занавески. Звук и свет разбудили ее. Несколько секунд она еще не понимала, где находится, потом осторожно приподнялась на кровати, надела очки, помогая себе вернуться в реальность.
– Добрый день. Простите, я заснула. Ждала врача с отделения… Не спала дома почти два дня…
– Добрый день. Меня зовут Елена Андреевна. Веду эту палату.
Несколько секунд тишины, и она вернулась в это пространство и время окончательно.
– Ой, здравствуйте, доктор. Какая вы молодая! Господи, простите. Я знаю, доктора не любят, когда им намекают на юность. Не обижайтесь, ради бога. Я считаю, что только молодость обладает живостью ума и способностью развиваться.
– Ничего, Полина Алексеевна. Не извиняйтесь. Я уже привыкла. Так… Вас только что перевели из реанимации… Историю я вашу посмотрела. На каком этапе мы сегодня находимся, более-менее понятно, однако хочу у вас поподробнее узнать, что дома случилось. Как вы сами считаете: долго ли болеете?
Прилагая усилия, она встала с кровати, сняла со спинки кресла темно-синий домашний халат, накинула его поверх сорочки и села за стол рядом со мной, машинально пытаясь привести в порядок прическу. В каждом движении была заметна дикая слабость, руки немного дрожали.
– Даже не знаю, как это все произошло… Плохо себя чувствую, наверное, последние месяца два. Хотелось пить постоянно, знаете ли. Какое-то непроходящее бессилие, озноб почти ежедневно к вечеру. Вообще, я человек абсолютно здоровый. У меня даже медицинской карточки в поликлинике нет. Тридцать лет отработала учителем, посещала врачей только на медосмотрах. Все некогда, знаете ли. То классное руководство, то выпускные… Не понимаю, что такое произошло: у нас в семье принято питаться правильно, сладкое я не ем – не люблю, да и жирной пищи дома стараемся избегать.
– Не простывали сильно в последние полгода?
– Нет… наверное, нет. Внучка у нас находится со мной дома, детский сад не посещает, гости тоже редко приходят… Нет, никто не болел.
– А может быть, какой-то стресс перенесли в недавнем прошлом? Что-то случилось неожиданно, понервничали?
– Да нет, Елена Андреевна. Не вспомню… Жизнь моя теперь однообразна, в ней мало событий. Когда человек выходит на пенсию, единственное, что его может выбить из колеи, – это неприятности в семье. У меня, слава богу, все очень хорошо.
– Ну что ж, сейчас посмотрю вас. В ближайшее время нам надо попытаться перейти с инсулина на более мягкие средства. С вашей стороны прежде всего требуется строгое соблюдение диеты – я расскажу вам об этом более подробно. Возьмите еще, пожалуйста, вот это пособие. Тут все написано о питании при сахарном диабете.
Я протянула ей приготовленную заранее брошюру для больных, довольно муторную и слишком подробную.
– О, прекрасно, доктор! Не утруждайтесь длинной лекцией. У вас такой усталый вид… Не тратьте на меня лишнее время. Я ведь педагог – с бумажного листа усвою не хуже, чем со слов.
Какое чудо! Замечательно. Просто везение, а не пациентка.
– Хорошо. Я тогда вам пока оставлю до утра почитать.
После разговора я осмотрела ее, изучила еще раз анализы, повторно осознавая свою неполноценность, убедилась, что болезнь пришла непонятно откуда и, похоже, крепко уже ее помотала.
Думай, Сокольникова, думай. Без причин нет лечения.