ж, может, ты и прав. Тогда лучше я приготовлюсь, — отвечает Бубун и тянется за пиджаком.

Там у депутата и значок и удостоверение.

— Э нет, Сергей Геннадьевич, лучше не надо. Так вы спугнёте «оборотней в погонах». Они же тут же повяжут этих катал и сделают вид, что вообще их не знают. А если дать им проявить себя, то можно взять всю банду разом!

— Слово-то какое придумал интересное: «оборотни в погонах», — говорит Бубун. — Сразу видно, писатель!

Его глаза горят мальчишеским азартом. Не хватает в жизни директора совхоза приключений.

Едва мы успеваем договориться, как в дверь стучат, а затем самым решительным образом отодвигают в сторону. К нам заходят двое милиционеров. Высокие и крепкие парни примерно моего возраста с простыми крестьянскими лицами. Прямо двое из ларца, одинаковых с лица.

Я слышал, что сотрудников в транспортную милицию набирают из солдат-сверхсрочников. Такие и за себя постоять могут, и дебошира утихомирить, и любое другое безобразие пресечь.

— Дорожный отдел милиции, сержант Егоров, старшина Нечипоренко — говорит, стоящий спереди, сразу за двоих. — Предъявите документы.

Мы с Бубуном протягиваем им свои паспорта. Депутат и винзаводчик едва сдерживает улыбку. Сержант невнимательно листает документы и передаёт коллеге.

— Пройдёмте с нами, — решительно говорит он.

— На каком основании? — спрашиваю.

— Вы подозреваетесь в мошенничестве, — поясняет милиционер. — Имеется соответствующее обращение граждан.

— Эти граждане сами — карточные шулера, — вступает в бесполезный спор Бубун.

— В этом компетентные органы разбираться будут, — отвечает сержант, — когда мы вас с поезда снимем и на станции им передадим.

Угроза прозрачная, как слеза. Статьи за шулерство в Уголовном кодексе нет. Нельзя организовывать притон, а вот обыгрывать в карты сограждан можно сколько угодно. Так что, будь мы настоящими каталами, нас бы после разбирательств отпустили. Хрен знает где, отставших от поезда без вещей и денег.

— Да чего ты с ними цацкаешься⁈ — подаёт голос второй, — где-то я видел эту рожу, — он тычет пальцем в Бубуна, — похоже, в розыске он!

— Вы не имеете права! — не выдерживает такого панибратства Бубун, — я депутат Верховного Совета СССР!

— А я маршал Будённый, — смеётся Егоров, — пройдёмте, граждане!

Далее ситуация развивается стремительно. Бубун встаёт и пытается дотянуться до пиджака. Сержант резко толкает его обратно. Хрен его знает, что ему приходит в голову. Может, думает, что Бубун правда рецидивист в розыске и там у него пистолет лежит.

«Агента под прикрытием» из винодела не выходит, и это приводит к совершенно неожиданной вспышке насилия. Я не, не ожидая такого расклада тоже вскакиваю с места. Старшина Нечипоренко резко бьёт меня кулаком. Стукаюсь башкой о стенку и отключаюсь.

* * *

— Очухался? — спрашивает Бубун. — Голова как?

— Вроде цела, — я трогаю затылок.

Там набухает здоровенная шишка, но крови нет.

— Давно я так?

— Минут десять.

Башка побаливает, но тошноты нет. Значит, обошлось без сотрясения. Осторожно оглядываюсь, чтобы не усугубить своё состояние резкими движениями.

Никакого карцера или «обезьянника» в поезде, естественно, нет. Нас посадили в пустое купе, заваленное узлами с постельным бельём и штабелями жёстких как наждак одеял.

А ты молодец, — уважительно говорит Бубун, — сразу эту падаль раскусил. И заступаться сразу полез, не сдрейфил. Ничего, доберусь я до телефона, и эти гниды у меня попляшут. Своими руками раздавлю.

И раздавит. Именно поэтому я и привлёк товарища депутата ко всей этой операции. Это меня и менты, и начальник поезда могли смело слать нахер, несмотря на писательскую корочку. А вот обладатель маленького, но очень значимого значка депутата Верховного Совета это совсем другая величина.

Бубун в принципе неподсуден. Депутатская неприкосновенность.

Он вообще мог каталам в своём купе ноги прострелить, и санкцию на его арест после этого должен будет выдать лично товарищ Подгорный. Сейчас именно Николай Викторович рулит этой советской декорацией парламента.

Так что сержант со старшиной, даже если их связь с каталами не будет доказана, сейчас люто превышают свои полномочия. Лет по пять уже себе заработали.

Скорее всего, они сейчас роются у Бубуна в вещах и удостоверение со значком уже видели. Теперь многое зависит от того, умные они или дураки. Поймут, кого задержали или поверят своим корешам, что мы «каталы» и работаем на пару.

Так-то всё складно выходит. Я их «выдернул», а Бубун обыграл. А то, что мы корочками и регалиями трясём, чтобы вывернуться, так это трюк известный.

Игроки в карты находятся где-то посередине между миром обычных советских людей и криминалом. На одном полюсе находятся крепкие стратеги с развитой логикой и памятью. На другом кидалы-уголовники, которые сдадут четыре туза подряд, а потом ещё четыре из той же колоды.

И первые ни в коем случае не подпускают к себе других. Единственная возможность честному человеку обыграть шулера — вообще не садиться. Это как гонка пешего с велосипедистом.

Поэтому каталы всеми способами стараются попасть в круг честных игроков. Через знакомства, «легенды», фальшивые документы. Конечно, подделывать депутатский мандат — это за гранью добра и зла. Но моим попутчикам в это легче поверить, чем в то, что их обнёс настоящий член Союза Писателей. А где один липовый документ, там и другой.

В голову лезет скверное. Восемь лет спустя, в Москве на Ждановской сотрудники транспортной милиции задержат майора КГБ. Польстятся на колбасу из продуктового пайка. Начальник патруля, узнав, что сотворили подчинённые вместо того, чтобы отпустить майора решает «подчистить концы». Нет человека, нет проблемы.

Ментов потом расстреляют, но майору, погибшему из за бутылки водки и палки колбасы, от этого не легче.

Не перемудрил ли я с комбинацией? Вдруг эти двое найдут мандат и впадут в панику?

Первым к нам заходит Нечипоренко.

— Знаете, фраера, на сколько вы сядете за такие ксивы⁈ — он кричит и размахивает руками, — мошенничество, подделка документов, сопротивление представителям власти!

— Я депутат Верховного Совета, — чеканя слова, произносит Бубун. — И вы за это поплатитесь.

— Видал я тут и адмиралов, и докторов наук, — издевается Нечипоренко. — Заткни пасть, урка.

Его сменяет Егоров.

— Зря вы упрямитесь, — говорит он. — Вернули бы деньги, поговорили бы с потерпевшими… Может, они бы и не стали заявлять. Нам ведь тоже лишние хлопоты… протокол писать… состав задерживать… решили бы всё полюбовно…

— А сколько вернуть-то? — спрашиваю.

— Три тысячи пятьсот сорок два рубля тридцать восемь копеек, — читает с бумажки Егоров.

Судя по взгляду Бубуна, это точная сумма наших с ним наличных денег.

Нечипоренко и Егоров ещё несколько раз сменяют друг друга. Мы проезжаем какую-то короткую остановку. Я надеюсь, что так, за разговорами доберёмся и до Симферополя, но тут состав ещё раз останавливается.

— На выход, аферисты, — объявляет нам сержант.

* * *

Высаживают нас в Джанкое.

Стоит обычная для крымского мая погода. На небе ни облачка, яркое солнце и безветрие.

В Москве сейчас тоже очень неплохо, но юг есть юг. Если бы не всё происходящее то настроение у меня было бы приподнятым.

Но нет, приходится в сопровождении этих козлов Нечипоренко и Егорова идти в привокзальное отделение милиции. Одно радует, пока эти двое здесь, поезд с нашими вещами и документами не уедет.

Помещение линейного отдела милиции в Джанкое оказывается на ремонте. «Оборотням в погонах» приходится вывести нас на привокзальную площадь и (расстрелять в назидание всем шулерам. Конец книги) сдать своим коллегам — наряду ППС. Мы им уже неинтересны, а наше имущество «потеряется» в дороге. Ищи ветра в поле.

Егоров шушукается о чём-то в стороне с постовыми, угощает сигаретами. Даже издалека узнаю свой «Кэмел». Местные менты зыркают в нашу сторону с опаской. Не иначе как сержант сгущает краски, чтобы к нам отнеслись построже. В конце концов, нам выделяют сопровождающих и под конвоем ведут в отделение в центр города.

По дневному времени вся привокзальная площадь Джанкоя плотно заставлена машинами. Как легковушками, в основном Москвичами и старомодными Победами. Правда есть и Волги и даже одна невесть как оказавшаяся Чайка. Не иначе какая-то важная шишка кого-то встречает или провожает.

Люди, которых на площади тоже было полно, смотрят на нас с неприязнью. И понятно отчего. Как ни крути, мы с Сергеем Геннадьевичем, даже несмотря на почти сутки в поезде, выглядим значительно более презентабельно, чем большинство крымчан вокруг.

И наверняка вон та бабулька, с большой хозяйственной сумкой думает сейчас, что наша доблестная милиция задержала спекулянтов как минимум.

— Соколики, за что вы их? — бабка не выдерживает и останавливается рядом с джанкойскими ментами, чтобы удовлетворить своё любопытство.

— Гражданочка, проходите,