— Вы хоть помните, что случилось ночью?

Щелк, щелк, щелк! Видения были подобны серии стоп-кадров. Наних не хотелось задерживаться. Особенно страшной на этих мысленных снимкахвыглядела кухня, полная неподвижных тел. Разинутые рты, раскинутые руки… Онобвел взором чистый стол, аккуратно расставленные стулья, горку вымытых тарелоки сглотнул.

— Молодец я? — похвалилась Лариса и подмигнулаему.

Когда он был вот такой — растерянный, даже испуганный исовсем не агрессивный, она запросто могла разговаривать с ним, как с приятелем.Не то что вчера! Вчера он казался опасным, словно акула, хоть и брошенная напалубу, но зубастая и изворотливая. Она даже сварила для него кофе, но не успелон донести чашку до рта, как зазвонил телефон.

— У вас есть второй аппарат? — азартно спросилаЛариса.

— Там, в комнате.

Он вовсе не собирался протестовать, и они одновременноподняли трубки. Из обеих трубок донесся голос Маргариты.

— Сынок, это мама, — заявила она таким энергичнымтоном, будто только что приняла холодный душ и растерлась жестким полотенцем.

— Привет, — кисло ответил сынок и откинулся наспинку кресла. — Как дела?

— Все так же, спасибо. У меня вот какое предложение.Что, если я сейчас заеду за тобой и мы вместе отправимся к Альберту? Как ты наэто смотришь?

Лариса немедленно выпучила глаза, прикрыла трубку рукой иначала подавать ему знаки, что, мол, нет, ничего не выйдет.

— Ничего не выйдет, — послушно повторил Жидков. —Я сегодня обедаю в ресторане. — И зачем-то добавил:

— С ирландцем. Поэтому поехать не могу.

— Ну, хорошо, — помолчав, приняла решениеМаргарита. — Если гора не идет к Магомету… Мы оба можем к вамприсоединиться. Отличный план! Насядем на Альберта всем скопом, пусть открываеткарты! Рассказывает, что там случилось с Макаром на самом деле. Мы, в концеконцов, семья, имеем право знать подробности. Верно?

Лариса скроила задумчивую физиономию. Пожалуй, от Маргаритытак просто не отвяжешься. Это что же получается? Народу в ресторан набьетсянемерено. Она сама и Жидков — двое, профессор и двоюродный дядька Леночки —четверо, да плюс к этому — Маргарита с Альбертом — шестеро. Ну… что ж?Маленький банкет. Интересно, кто должен расплачиваться за всех? Неужели она?

— Ладно, — верно оценив выражение ее лица, сказалматери Жидков. — Давай так и сделаем. Ресторан называется…

— «Веселая матрешка», — подсказала Лариса. —Пятнадцать ноль-ноль.

Жидков послушно все повторил и быстренько завершил разговор.Посмотрел Ларисе прямо в глаза и неожиданно спросил:

— Как вам удалось… все это… ночью? Одной?

— Ну… Почему одной? Мне помогали, — неопределенноответила она, положила ногу на ногу и потянулась.

Жидков содрогнулся. Кто же это, черт побери, на него наехал?Что это за люди? Международная преступная группировка? Хорошо, если им и всамом деле нужна только та дурацкая бумажка, которую Карина тиснула уБроварника. А если нет, что тогда? Интересно, агентша постоянно будет при нем?И насколько она опытна? В ближайшее время он это проверит. У них с Каринойсуществовал, конечно, запасной канал связи, но засветить его было не винтересах Жидкова. Автограф Меркьюри! Фу, какая глупость.

Лариса тем временем достала зеркальце, решив подкраситьглаза и припудрить лицо. Ее мать всегда повторяла, что обязанность мужчин —хорошо зарабатывать, а обязанность женщин — хорошо выглядеть. С годами Ларисаопротестовала эти постулаты, но привычка приводить себя в порядок о раннегоутра осталась.

Сегодня утром ей показалось, что Жидков относится к ней сбольшим уважением. Сколько она из-за него пережила! Пока откачивала ивыпихивала из квартиры девиц и соседа, пока помогала шоферу откопать машину…

— Ах, блин! Кажется, я забыла на улице лопату! —подпрыгнула она, едва не уронив пудреницу.

— Ничего-ничего! — Жидков так широко растянул губыв улыбке, словно они у него были резиновые. — Пусть ее.

— Как это — пусть ее? Надо пойти и поискать. Как же выбез лопаты? Мало ли? Вдруг похожая ситуация, а у вас лопаты нет!

Жидков резко побледнел и схватился рукой за горло.

— Знаете, — выдавил он из себя, — я не думаю,что со мной еще раз случится нечто подобное.

— Загад не бывает богат, — нравоучительным тономответствовала Лариса.

Если Жидков все десять дней будет таким же милым, каксегодня, она спокойно выполнит эту работу. Спокойно.

…Тамара ненавидела аэропорты, аэродромы, самолеты и вообщевсе, что связано с авиацией и воздухоплаванием. Ее нелюбовь, широкая, как море,распространялась также на дирижабли, которых, впрочем, она ни разу в жизни невидела, и воздушные шары. Но это не была ненависть трусихи, которая в случаенеобходимости предпочла бы преодолеть Атлантический океан на надувном матраце,нежели перелететь на самолете.

Пошлые утешения типа «рожденный ползать летать не может»были не для Тамары. Любовно взращенное и многие годы тщательно культивируемоечувство возникло не спонтанно, а в результате вполне конкретных жизненныхобстоятельств. Точнее — ее детство прошло в крохотной квартирке странного навид кирпичного двухэтажного сооружения, грязно-желтого и вечно пыльного снаружии внутри. Данную помесь, казармы с колхозной конюшней Тамара до пятнадцатидевичьих лет называла родным домом, но это было все, что за двадцать летбезупречной службы заработал ее отец, типичный советский офицер без влиятельныхпокровителей, наглухо застрявший в майорах каких-то тухлых инженерных войск.

Но это было полбеды. Собственно беда вольготно и наглорасполагалась по соседству: два больших аэродрома, гражданский и военный, жилисвоей насыщенной, хлопотливой жизнью, без перерыва на обед напоминая жильцамокрестных домов о том, кто здесь хозяин. Из-за шума люди не разговаривали, акричали, сильно напрягались, чтобы услышать друг друга, не слышали, злились,орали еще громче, срывая голоса. Помимо этого, на аэродромах что-то падало,взрывалось, долго горело, распространяя на сотни метров вокруг жуткие запахи.Жиденькую завесу секретности местные проныры-сплетницы через день-другой рвалив клочья и с удовольствием обсасывали в очередях и на лавочках вплоть до следующегопроисшествия.

Рев круглосуточно грохочущей техники, взлетающих иприземляющихся самолетов сводил с ума местных обитателей, которые часто ездилискандалить то к областному, то к воинскому начальству. При этом все понимали,что выхода нет, а путь к избавлению от адовых мук лежит либо через какой-точудесный обмен, либо через кладбище. О купле-продаже в те годы еще непомышляли, да и неоткуда было бы взять небогатым людям деньги на новое жилье. Ипродолжали жить в этой приаэродромной резервации годами, десятилетиями, точноставил кто-то на них безумный эксперимент, а они, как подопытные мышки, немогли покинуть квартиры-клетки.