Он говорил, а Ольга наматывала невидимую веревку на кулак. Намотала, дернула со всей мочи. За спиной послышался вой. Значит, получилось до кровавой юшки. Зря он заговорил про Танюшку. Ох, зря…

Зося поверила. Любой матери проще поверить, что ее непутевый сын где-то загулял, а не томится сейчас в фашистских застенках. Она даже припомнила какого-то Митькиного дружка из райцентра и даже убедила себя, что Митька сейчас у него в городе. Ольга ее не переубеждала. Человек должен надеяться на лучшее. Она тоже надеялась. Мишаня бы ей не соврал, не смог бы, даже если бы попытался.

– А вот я соберусь… вещички кое-какие возьму и схожу в город, – бормотала Зося. – А что мне? Я ж быстрая, что мне до того города-то идти? Да, тетя Оля?

– Погоди, Зося. Подожди еще хотя бы день. Вдруг объявится.

– А и то верно! – Зосина голова была сейчас похожа на растревоженную голубятню, и мысли в ней метались, словно птицы. – Это ж плохо выйдет, если я уйду, а Митенька вернется. Еще разволнуется, что мамки нет, глупостей натворит.

Это был вполне вероятный исход. Каким бы шалопаем не был Митька Куликов, но мамку свою он любил и жалел. Да и к совершению всяких глупостей был расположен с рождения.

Зося вдруг застыла, как вкопанная, уставилась на Ольгу широко раскрытыми глазами, сказала шепотом:

– А если он у них?

– У кого, Зося?

– У партизан если…

– Да не нужен твой Митька партизанам. От него ж одни только проблемы. Партизаны б его сразу развернули.

– Думаете, тетя Оля?

– Уверена.

– А он же хотел… – Зосин голос упал до тихого шепота. – Хотел к партизанам сбежать. Особливо после того, как Сережку Власова на площади того… – Она закрыла лицо руками, беззвучно завыла. – Отомстить хотел за Сережку, дурак такой… А я его по привычке полотенцем… А он у меня полотенце отобрал… Представляете, тетя Оля?.. Отобрал и говорит: «Хватит, мамка, я уже не маленький!» И вот я думаю…

– Вернется, – оборвала ее Ольга. – Все будет хорошо, Зося. Главное – верить.

– А я и верю! – Зося торопливо перекрестилась. – Я боженьку всю ночь просила, чтобы вернул мне Митюшеньку. И вот прямо сейчас пойду попрошу.

– Иди попроси, Зося. – Ольга приобняла ее за плечи, заглянула в глаза, нащупала петельку. Нет, тянуть не стала, лишь успокаивающе до нее дотронулась. – Только сначала поспи. Ты же ночь не спала, небось. Вот иди и отдохни, а там, глядишь, все и наладится…

Она проводила притихшую Зосю до дома, убедилась, что та успокоилась и спокойствия этого хватит до вечера, и отправилась к себе.

Танюшка уже окончательно проснулась и даже приготовила завтрак.

– Ну что? – спросила она, едва Ольга переступила порог.

– Не знает Мишаня ничего. Нет Митьки у немцев. – Ольга зачерпнула из ведра студеной воды, сделала несколько жадных глотков.

– А где же он тогда?

– Не знаю. Зося думает, в город отправился к какому-то своему дружку. Танюшка, главное, что его не арестовали. Вернется.

– Вернется… – эхом отозвалась внучка.

Больше они почти и не разговаривали, слишком мало осталось у Ольги времени на сборы. И так едва поспела к назначенному месту, пришла всего за пару минут до того, как там остановился грузовик.

– Это вас, что ли, нужно отвезти в Гремучий ручей? – послышался из нутра кабины сиплый бас. Шофер был свой, не немец. Впрочем, можно ли называть своим того, кто служит новой власти? Или не спешить с выводами? Она вон тоже служит…

– Меня, – сказала Ольга, забираясь на пассажирское сидение.

В кабине грузовика пахло бензином и махоркой, а шофер, грузный мужчина лет шестидесяти, занимал собой почти все свободное пространство.

– Ну так поехали, уважаемая! Вы, видно, из местных? – И, не дав Ольге возможности ответить, тут же продолжил: – А я из города. Ефим Сидорович я, но для вас, уважаемая, просто Ефим. Вас как звать-величать?

– Ольга Владимировна. – Ольге хотелось тишины, но Ефим жаждал общения.

– А я, Ольга Владимировна, вот уже второй месяц между городом и усадьбой мотаюсь. Каждый день туды-сюды. Да мне не привыкать, я, считай, полжизни за баранкой. Если бы взяли на… – Он осекся, покосился на Ольгу. Она понимала, о чем он, понимала, почему замолчал и испугался. Если бы его взяли на фронт, он бы и там был за баранкой. Но на фронт его не взяли, зато взяли в услужение немцы.

Ольге хотелось его успокоить, но вместо этого она спросила:

– А что вы возите в Гремучий ручей?

– Гремучий ручей… – Ефим поежился. – Название такое… гадючье. Любили же раньше напридумывать! А вожу я тоже всякое. В основном продукты. Бывает мебель из города. Короче, что велят, то и вожу. Да и не смотрю я, что там, – добавил он поспешно.

Боится. Ее, Ольгу, боится. Поговорить хочется, да опасается, что она из таких, как Мишаня.

Дальше ехали в молчании. Когда доехали до Гремучей лощины, уже рассвело, но стоило лишь оказаться под сенью старых деревьев, как словно бы снова вернулась ночь.

– Странное место, – заговорил Ефим. – Вот сколько сюда езжу, а привыкнуть никак не могу. Жуть какая-то кругом. Звук этот… Бабы голые, прости господи, из-за кустов выглядывают.

Бабы – это, вероятно, нимфы. Но ведь тоже заметил, что не просто так стоят, а будто бы следят.

– И свет такой… Вы ж местная, Ольга Владимировна? Вот скажите мне, почему тут так… словно на том свете?

– Особенности ландшафта. – Ольга смотрела прямо перед собой. – Низинное место, затишное. Тут все немного иначе, чем наверху.

– Немного! – Ефим фыркнул в усы. – Тут все иначе! Как тут вообще можно нормальному человеку жить? Вот вы не поверите, а мне это все на мозги давит. Вот прямо чувствую, как въезжаю в лощину, так хоть караул кричи. А я мужик крепкий, первую мировую прошел. Что тут так гудит, а?

– Никто не знает, Ефим, но лощину потому и называли гремучей. Вот из-за этого звука.

Вот только слышат его далеко не все. А те, кто слышат, воспринимают по-разному. Ей чудится шепот, а Ефиму, выходит, гул. Каждому свое.

Грузовик тем временем вырулил на аллею, и Ефим сбавил газ.

– Тут нужно медленно ехать. Мне так велели, – сказал он чуть виновато. – Вы, Ольга Владимировна, если первый раз, так просто сидите молчком и делайте, что они велят. Разговаривать я с ними сам буду.

Разговаривать… Ольга едва заметно усмехнулась. Ну, пусть разговаривает.

Ефим остановил грузовик прямо перед запертыми воротами, но выходить не стал, остался сидеть в кабине. Большие лапищи свои положил на баранку, так, чтобы их было хорошо видно.

– Сейчас обыщут, и дальше покатимся, – сказал он шепотом.

Так и получилось. В приоткрывшиеся ворота вышли два автоматчика. Один остановился перед грузовиком, автомат он держал наизготовку. Второй, забрался в кузов грузовика, прямо под брезентовый полог. Какое-то время Ольга и Ефим слышали его неспешные шаги, а потом все затихло.