— Алекс, они идут.

Первыми нас атаковали давешние кроки — сильно потрепанные, испуганные. Их гнал на нас только страх перед еще большей угрозой. Но стрелы и арбалетные болты в упор охладили нападавших, заставив скрыться за поворотом и готовить новую гадость. А вот с другой стороны нас атаковал всего лишь одинокий воин. Наемник, рубака, судя по всему, пират из Фируза, и как его занесло на север? Пират, появившись из-за угла, нарочито лениво шел к баррикаде.

— Эй! Вояки, может, кто-то хочет выйти ко мне? Я тут один, не стоит меня бояться таким крепким парням.

— Пли! — Два арбалетных болта и стрелы лучников с крыш — этого должно быть достаточно для человека, но был ли фирузец им?

Уклонившись от болтов и небрежно отбив стрелу мечом, пират устремился к нам. Никогда не видел, что кто-то может так бегать. Ломаный зигзаг, огромная скорость и презрение к опасности, один против десяти. Кантабары изготовились встретить наглеца алебардами, но тот, разогнавшись, вдруг побежал по вертикальной стене, обходя телегу и снося голову одного из горцев. Молниеносно преодолев нашу баррикаду, фирузец напал на гестов. Скорость, подвижность, отсутствие доспехов делали пирата неуязвимым. Видимо, привыкший так же бешено носиться по палубам галер, морской разбойник наносил гигантам пока неопасные раны, их спасали глухие доспехи и огромная физическая сила. В этот момент с другой стороны возобновили свою атаку кроки — десятка полтора ополченцев, скрываясь за наскоро сбитыми щитами, двинулись к нам.

В конце концов фирузец все же попался — пират явно переоценил свои возможности: один из гестов удачно заблокировал наручем оружие противника и ударил южанина рукой в латной перчатке. Учитывая мощь четверорукого гиганта, фирузец надолго вышел из строя, если не навсегда. Атака кроков протекала вяло: два кантабара и арбалетчики с успехом задерживали ополченцев, да и те не особо усердствовали, больше отсиживаясь за щитами.

Но вот с другой стороны следом за пиратом показалась пятерка умелых профессионалов: два щитоносца с копьями, два стрелка и мечник. Чем-то это походило на наших отбойщиков, точнее говоря, на то, что я хотел бы получить лет через десять: тренированные, отточенные, умелые скупые движения. Стрелки врага успели сделать несколько выстрелов, пока добрались до повозок. Нам особого вреда они не причинили, но и наши арбалетчики уже не смогли стрелять прицельно, и болты бессильно отскакивали от мощных щитов.

Щитоносцы противника сноровисто приставили щиты к повозке, а следом рванули мечник и арбалетчики, сменившие стрелковое оружие на короткие мечи и кинжалы. Оставшийся в живых кантабар сцепился с мечником. Ярость варвара против искусства мастера, молодость и гибкость против отточенных и скупых движений. Сегодня удача была за молодым горцем, и Малевит, занятый ополченцами, криком ободрил победу родича. На мгновение, пока происходила эта схватка, мы оказались разделены вихрем мечей. Гесты и стрелки с нашей стороны против двух стрелков и двух щитоносцев со стороны противника. Правда, щитоносцы, перебравшись через баррикады, сменили щиты на короткое копье и секиру. Мы смотрелись явно крепче — два геста, один из-за ранений, нанесенных фирузцем, отдыхал за нашими спинами, — молодой кантабар, два стрелка и я с костяным мечом.

— Сдавайтесь!

— Дайте нам уйти.

— Хорошо, но без оружия.

— Что помешает вам всадить в наши спины стрелы?

— А вы посмотрите сюда! — Я показал на готовые к бою арбалеты стрелков и на крышу, где сидел наш лучник. Противник остановился в замешательстве. — Как вы поняли, нам и сейчас никто не мешает.

— Хорошо, мы уходим, но возьмем щиты.

— Согласен.

Наемники бросили оружие, медленно пятясь, перебрались через повозки и, прикрываясь щитами, так же медленно ушли.

— Алекс, зачем ты их отпустил? Это глупо! Они присоединятся к другому отряду и придут бо́льшим числом.

— Малевит, нас и так осталось слишком мало. Помощь близка, еще чуть-чуть — и кроки, а скорее, эльфы — проиграют.

— Как знаешь, ты вождь похода. Арага, ты был хорош. Получишь от меня новый шатер и наложницу с равнины. Жаль, что досточтимый Алекс запретил брать их в городе.

— Да, кому что…

На этом атаки прекратились. Первыми нашей крепости достиг Рэнди, который вел две группы отбойщиков, следом пришли савахи и полсотни всадников Ал Далана, и уже в конце Лианг также с двумя оставшимися группами. Как оказалось, отряд Лианга схлестнулся с десятком гиордцев буквально в квартале от нас. Наемники явно шли к нам и не ожидали организованного удара полутора десятка бойцов в шаге от цели. А гесты буквально размазали гиордцев в тесном переулке. Рэнди также столкнулся с пятеркой наемников, по описанию сильно походившей на ту, с чьим предводителем дрался кантабар. Савахи тоже по описаниям узнали эльфийских шпионов, которых перворожденные отбирают из поселений, расположенных на границе Леса, и находящихся практически в добровольном рабстве у остроухих. За исцеляющие снадобья, чудесные ткани, утварь и прочее барахло, за мнимую защиту эти люди преданно, словно собаки, служат эльфам. А те отбирают лучших и направляют их в человеческий анклав. Савахи тут же взяли стойку и по амулету объявили поиск как отпущенной нами четверки, так и пятерки, разминувшейся с Рэнди. Появился шанс вскрыть эльфийскую сеть в Кроке, и кто знает, куда потянутся ниточки заговора?

Но все это явно меркло перед тем, что лежало в одной из телег. Увидев аккуратные стопки бумаги, свитки, перевязанные лентами пакеты, офицер савахов на время впал в прострацию, а коротенько ознакомившись с содержанием одного из документов, заверещал так, что все поневоле вздрогнули. Нам без лишних слов отдали все награбленное, лишь бы побыстрее спровадить отсюда. Домик менялы оцепили и тут же стали перетряхивать, а к полусотне всадников присоединили сотню гвардейцев. Вскоре ждали и Ал Далана.

Мы, погрузив тела наших друзей на повозки, отправились в лагерь. С грабежами пора прекращать — все, что стоило внимания, было вывезено, а в городе уже вовсю орудовали пехотные роты графа. Поэтому сегодня мы уже только хоронили наших друзей и пили горькое вино кроков.

На следующий день настало время делить добычу. Всего навезли около сотни возов с металлом, тканями, воском, серебряной утварью и прочим. По самым пессимистичным оценкам товара выходило на двенадцать тысяч золотом, еще восемнадцать было монетами, и львиную долю монет взяли в доме менялы, заплатив самой большой ценой за золото — кровью. Доля Малевита — шесть тысяч — была передана вождю кантабаров, и тот немедля с остатками своего племени, не дожидаясь барсов и медведей, покинул лагерь. К слову сказать, сложилось впечатление, что горец опасался сородичей не меньше, если не больше, чем бандитов.

Денег было много, баронство приносило в среднем тридцать — сорок тысяч в год, это при том, что у нас получалось не совсем обычное баронство. К тому же многое из дохода уходило на содержание воинов, чиновников и на прочее, а тут такая куча денег, и сразу. Оставалось двенадцать тысяч наличными, и я уже знал, что с ними делать. Товар, который был оценен в двенадцать тысяч, фактически стоил вдвое больше, а если правильно распродать это в Тире, Балхе, Фирузе и Судахе, можно выручить и втрое бо́льшую сумму. Не продолжить ли начатое? Но потери и усталость людей давали о себе знать.