Худенькая женщина стояла в темном углу коридора с сигаретой и чашкой и как-то странно тряслась. Увлеченная своим занятием, она не заметила, как я подошел и по-настоящему перепугалась. В руках у нее были зажаты несколько ампул, содержимое которых она сосредоточенно вытряхивала в чашку с чаем. Огромные глаза за очками наполнены усталостью и тревогой. Молча протягивает мне пустые ампулы на ладони. Кофеин, «иначе не выдержу… давление падает… а на больничный нельзя…» Что ей сказать?! Прочитать мораль о кофеиновой зависимости или лекцию об износе миокарда? А кормить ее двоих детей и бабушку лектор будет? Ибо папенька растворился в астрале, узнав, что у второго ребенка порок сердца…

Вот и пашет она наперегонки со смертью по две смены.

Слава Богу, конец дежурства. Погода отличная. Прогуляться до института – милое дело! Тем более, что нужно успеть на семинар, который начнется только в половине одиннадцатого. Все здорово! Немного удалось поспать. Перекусил припасенным бутербродом. Легкая небритость и воспаленные глаза компенсированы пижонскими светлыми штанами и белыми летними туфлями. Настроение замечательное.

Пройдя три-четыре шага от перекрестка, буквально подпрыгиваю от жуткого удара и визга раздираемого железа где-то за спиной! Не знаю из-за чего, но на перекрестке «сошлись» три легковых и одна грузовая машины. Уже по силе удара и видимой деформации кузовов понятно, что жертвы будут. Начинают работать рефлексы и автоматизмы. Не обращая ни на кого внимания, быстро обегаю все машины. В ближайших ко мне жигулях трое, в «Волге» один, в других жигулях еще двое, в грузовике только шофер. Больше всех пострадала троица в жигулях. Водитель лежит лицом на руле, вся левая сторона головы в крови. Пассажирка рядом с ним изумленно разглядывает собственные руки в крови и раздавленных куриных яйцах (видимо везла на коленях упаковку), еще не зная, что сейчас нахлынет боль от раздавленных ног. Я вижу перламутрово-розовые осколки, прорвавшие ткань юбки в районе колен. Мужчина на заднем сидении без сознания, очень нехорошо дышит и дрожит всем телом. Из «Волги» водитель уже выбрался из-за руля, баюкает руку и с ужасом осматривается. Пробегая мимо, силой усаживаю его на газон. В другом жигуленке похоже отделались парой ушибов и ссадин. Водила грузовика вяло машет рукой на вопрос «Где болит?», на голове рассечение почти во весь лоб, начинает медленно заливать лицо кровью. Приказываю ему сидеть на месте и снова спрыгиваю к смятому автомобилю. Вокруг уже набежало народу, но никто не делает ни единого шага к машинам. Стоят и смотрят, ахают. Некоторые крестятся. Ору, чтобы вызывали скорые и обязательно говорили «69Р». Кто-то выскочил из толпы и побежал к телефону. Чую запах бензина. Доходит, что еще не все сделал, как надо. Сдергиваю крышку с горловины бензобака и пытаюсь открыть капот. Не получается, клинит. Хрипя от напряжения, пытаюсь вырвать его силой. Встретившись глазами с каким-то мужиком в толпе, кричу… Что кричу – не помню, но рядом оказываются несколько человек. Все вместе срываем капот. Сбрасываю клеммы с аккумулятора и буквально жестами толкаю помощников сделать тоже самое со всеми машинами. Открываю дверь со стороны водителя и понимаю, что человек агонирует. В голове вмятина с мой кулак, видно размозженное вещество мозга. На голову обрушивается утробный крик его пассажирки. Который тут же прерывается благодатной потерей сознания. Шок. Максимально быстро ощупываю голову и шею. Вроде все цело. Задираю юбку. Кровищи море, но жутких алых фонтанчиков не вижу. С помощью добровольцев аккуратно вынимаем ее из машины. Один резиновый жгут у меня был в дипломате, второй навертели из какого-то ремня. Перетянули оба бедра. Слышу визг тормозов и периферическим зрением вижу мелькание знакомых халатов. По правилам медицины катастроф, оказавшийся первым на месте врач берет на себя обязанности сортировки и управления потоками раненых. Буквально несколькими словами перебросившись с ребятами из следующей смены, растаскиваем по машинам всех пострадавших. С воем сирен они разлетаются во все стороны.

Постепенно доходит, что все – ты уже не нужен. Вокруг толпятся люди в штатском, милиция. Медленно отхожу в сторону, подбираю дипломат. Ловлю на себе взгляд какой-то женщины и выражение ужаса на ее лице. Медленно рассматриваю свои руки, по локоть покрытые черной коркой засохшей крови, пижонские светлые штаны, превращенные в нечто неописуемое, и понимаю, что так просто по городу идти нельзя. Забредаю в «Детский мир», как раз напротив перекрестка, и прошу у продавщиц возможности умыться. Вдруг становлюсь каким-то неловким и криворуким. Мыло несколько раз выскальзывает на пол. Не могу сообразить, как и чем соскоблить грязь с обуви. Девчонки охают и ахают, и пытаются задавать вопросы. Практически их не слышу, на голову как будто аквариум надели. Наконец, худо-бедно привожу себя в порядок и выползаю на улицу…

С момента аварии прошло не больше часа… или сутки… или вообще это все случилось в прошлой жизни?

Домой-домой-домой… Спать-спать-спать… Крепко-крепко…

Не подскакивая от прикосновения к плечу или далекой сирены «скорой»…

Сегодня один водила бил другого в курилке. Причина была. Но какая-то мутная, не до конца очевидная. Бил за то, что тот украл какую-то деталь из его личного «козлика-газика» и приспособил на свою «скорую». Примчавшийся Старший врач наорал на обоих, заставил вернуть все «взад» и пошел ругаться с хозяйственниками по поводу необходимой детали. Бригада участливо «полечила» своего битого водителя ваткой с йодом и пообещала к ближайшему празднику флакончик вкусной и полезной для здоровья микстуры от всех болезней. За проявленный энтузиазм, самоотверженность и милый коллективу идиотизм…

Весна, ручьи, птички, запахи, оттаявшее говно в самых невозможных местах… В целом, хорошее настроение и приятные гормональные всплески. Солнышко заботливо пригревает гипофиз. Женщины начинают послойно раздеваться и уже у мелькающих за окном машины прохожих угадываются, где талии, где грудь, ну и все-такое… остальное.

Провожу воспитательную работу перед выездом из гаража. Мы сегодня работаем с известным всей Станции «джигитом». Приходится каждый раз сдерживать его трудовой порыв и объяснять, что на высокую температуру или при транспортировке непрокакавшейся бабушки в больничку не следует лететь по тротуарам и песочницам, пугая неловких и малопрыгучих прохожих ревом сирены. Тот, выкатывая свои армянские глаза, «мамой клянется» быть сдержанным и застенчивым, как чукотская школьница, и Дима-джан не будет краснеть за его поведение. Также с кровью вырвано обещание – петь задорные национальные песни за рулем только в отсутствии пациентов в машине. Уф-ф-ф… Дежурство будет нескучным. Парень-то золотой, но вот его кавказский темперамент иногда переходит все границы…

* * *

Забираю из дома роженицу с решительным оскалом на лице (не на моем, ясен перец!) – с таким выражением, наверное, первый раз с парашютом прыгают – и, подводя ее под ручку к машине, успеваю скрытно показать кулак водителю. Тот, скрестив руки на груди, закатывает глаза и убедительно трясет головой, показывая, что понял мою невысказанную просьбу. Ехал спокойно. Проникся настолько, что несколько раз за дорогу оборачивался поглядеть, удобно ли пациентке в салоне. При этом скорость не снижал и остальные машины игнорировал. Пару раз я сам чуть не родил…