Еще он помнил потерянный взгляд отца, бледное, застывшее в посмертной маске лицо матери и холод, холод, сковывающий тело. Но глаза пронзительной синевы, в которых плескались нежность и боль, на один короткий миг вдохнули в него жизнь. Он едва узнал её — девочку, светлую и чистую, как… ангел, дрожащую от заунывных звуков скрипок и промозглого сквозняка. Лину Альтман. Чёрт… Кажется, он начал думать стихами. Она незаметно оказалась рядом, взяла его за руку и тихо прошептала: «Я тебя никогда…!» Что никогда? Никогда не бросит? Никогда не забудет и не предаст? И это после того, что он сотворил с ней? Оставил одну в том страшном месте, в домике лесника! Потом он жалел об этом — до одури и омерзения к себе, вот только Лина об этом не знала.

С того момента Фил больше не видел её, но часто вспоминал, искал в соцсетях. Кажется, Лина и Марта жили в Германии, и редко приезжали в посёлок. Они с отцом и сами забросили дачу — больно было находиться там, видеть мамины вещи, пианино, всё то, чего с любовью касались её руки.

Папа… он тупо замкнулся в себе, год ходил как чумной, не замечая никого вокруг, но в день памяти мамы внезапно очнулся — стал проводить ревизию в кабинете, выкидывал ненужные письма, журналы, устаревшие пособия. Тогда-то из ящика и выкатилась белая баночка: похоже, из тех запасов, что были маминым спасением. Баночка плавно подкатилась к ногам Фила. Он незаметно поднял её и встряхнул, как погремушку. Мамины «куколки» — чудо-таблетки!

***

У деканата, разместившегося напротив дверей приёмной, толпились студенты. Были среди них и желающие попасть к ректору Полянскому Эдуарду Филипповичу, на что его секретарша, молоденькая круглолицая девушка, мягко, но строго отвечала, что «это возможно только по предварительной записи». Фил, засунув руки в карманы камуфляжных штанов, нетерпеливо долбил носом берца о пол и разглядывал бронзовую табличку на массивной двери кабинета отца. Он опоздал почти на двадцать минут и теперь был вынужден ждать аудиенции в общей очереди. Педантичность родителя порой забавляла его, но в этот раз, невыспавшийся и злой, Фил изнывал от духоты и желания свалить куда подальше. В третий раз подряд он набрал номер отца и, услышав в трубке монотонный голос автоответчика, чертыхнулся.

Только что подошедшие студентки с интересом уставились на него, и он, мазнув по ним ленивым взглядом, уселся на свободную лавку. Девушки зашушукались и сели у стены напротив. От нечего делать Филипп подмигнул одной из них и принялся внимательно разглядывать подружек. Обе, одетые «по форме» — в белые отглаженные халатики поверх коротких клетчатых юбочек — выглядели юно и привлекательно. «Видно, первокурсницы», — подумал Фил, смущая девушек нахальной улыбочкой. Те кокетливо хихикали и перешёптывались. Впрочем, Филу было не до флирта, и вскоре он переключился с хорошеньких лоли на студентов, толпящихся у соседних дверей деканата, невольно становясь свидетелем разговоров.

— Эй, народ, — нерешительно сказал парень в строгом костюме, — кто был у ректора? Что за зверь? Слышал, он лютый вообще! Комменда общаги сообщила, что он хочет видеть меня, сам не знаю зачем. Я чего-то очкую…

— Это что же такое нужно сотворить, чтобы ректор универа лично вызвал к себе? — возмутилась одна из студенток, скептически оглядывая сокурсника.

— Просто крупно накосячить! — ляпнул щуплый паренёк — с виду ботан — и рассмеялся фальцетом.

— Хватит нагнетать обстановку! — воскликнула фигуристая брюнетка с ярким макияжем, — была я у него недавно, очень приятный мужчина. Голоса не повышает, объясняет спокойно, будто сеанс гипноза проводит, недаром психиатр. Я бы с удовольствием посетила парочку, — загадочно улыбнулась она. — Так что не волнуйся, останешься жив!

— Крутой мужик, — подтвердил рядом стоящий студент, — и лекции у него интересные, он примеры из практики приводит и новые трактовки из последних монографий, жаль, больше группы не ведёт.

— Эй, ребят, кто сиги ворует в раздевалке? Имейте совесть! — вмешалась в разговор запыхавшаяся от быстрой ходьбы девчонка. — Я, конечно, понимаю, вибраторы подругам в подарок и всё такое, но имейте совесть!

— Чего-чего? — удивлённо воскликнул ботан. — Какое отношение вибраторы имеют к сигаретам? — Покрутил он у виска пальцем.

— Она имеет в виду, что типа воруя сигареты, вы экономите деньги на подарки подругам, в частности на вибраторы, — пояснила брюнетка.

— Да-а-а, женский юмор, он такой… тупой и тупой, — заливисто засмеялся щуплый ботан.

— Продам вибратор, — хмыкнул парень у стены, и толпа взорвалась от смеха.

— Идиоты, — возмутилась виновница разговора.

— Дура матер! — подытожил ботан, используя латинское название твёрдой мозговой оболочки в качестве ругательства.

Фил усмехнулся. Давненько он не стебал одногруппников.

Время шло, а отец не появлялся. Девушки-лоли, что сидели напротив Фила, давно успокоились и, открыв учебники по анатомии, углубились в изучение темы. Мысли Филиппа вернулись к отцу, и настроение вмиг испортилось. Может, зря он пришёл, догадывается ведь, о чём пойдёт речь. И где его только носит?

Вдруг по толпе студентов пробежала волна оживления, голоса притихли, а взгляды присутствующих устремились вглубь коридора.

— Смотри-ка, так и вьётся возле него, — прошептала брюнетка с нескрываемой завистью. В создавшейся тишине эта фраза прозвучала неестественно громко.

Фил обернулся и увидел отца. Тот шёл энергичной походкой, в дорогом элегантном костюме и с кожаной папкой в руке, а вслед за ним, едва поспевая за широким шагом, семенила симпатичная дамочка. Толпа студентов уважительно расступалась, освобождая дорогу ректору и его миленькой спутнице. Парочка быстро приближалась к кабинету, и Филу представилась возможность разглядеть эту женщину вблизи. Ей было немного за тридцать. Внешностью и комплекцией она отдалённо напоминала молодую Патрисию Каас. Она беспрестанно говорила и с обожанием взирала на отца, будто пыталась уловить его реакцию на сказанные ею слова, и когда он снисходил до ответа, глуповато улыбалась. Фил неосознанно напрягся и стиснул челюсти. «Маленькая карманная собачка», — пронеслось у него в голове.

Тем временем пара остановилась у приёмной, и отец, распахнув дверь, галантно пропустил спутницу вперёд.

— Эдуард Филиппович, — окликнул его Фил севшим от волнения голосом. Неудивительно, что отец не услышал. Массивная дверь захлопнулась перед носом растерянного Фила, и он вскипел. Новость о том, что отец завёл роман, точила с самого утра. Нет, он вполне допускал, что тот имеет случайные связи, однако теперь, «оставшись за бортом», призадумался. Волна постепенно схлынула, оставив его в непонятной ситуации обезоруженным и беспомощным. Он усмехнулся, пытаясь взять себя в руки. Бред, да и только. Он пасует перед собственным родителем!

Фил собрался с духом и вошёл в