Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба раза я выбрала второй вариант. Все равно до этого же никому не было дела.
К тому моменту, когда я закончила, снаружи послышались чьи-то голоса. Судя по громкому разговору – уборщиков.
Внезапно я почувствовала себя полным ничтожеством. Что мне теперь – закричать и заставить какого-нибудь бедолагу-уборщика вытащить меня отсюда за патлы? Я потерпела поражение. Невозможно выигрывать все бои до единого, и нет ничего позорного в поражении, когда тебя задавили числом. Я перевернула тест и постучала по листку карандашом. Было по-прежнему темно, и я писала при свете аварийного освещения.
Я стала рисовать на обороте листка истребитель в форме буквы «W», и вдруг в моей голове мелькнула одна безумная идея. Ведь когда-то Силы самообороны Непокорных не были официальной армией, они начинали как группка мечтателей, объединенных одной безумной идеей – заставить все это оборудование работать и создать корабли по чертежам, уцелевшим во время вынужденной посадки на этой планете.
Они построили свои собственные корабли.
Дверь отворилась, впустив свет из коридора. Я услышала, как кто-то поставил на пол ведро и два человека стали жаловаться друг другу на то, как сильно намусорили в зале, где проходила вечеринка.
– Я сейчас уйду, – сказала я, заканчивая набросок. Думая. Размышляя. Мечтая.
– А ты чего все еще здесь, малая? – спросил уборщик. – Не захотела на праздник пойти?
– Да как-то особо нечего праздновать.
– Что, неважно тест написала?
– Оказалось, что это не имеет значения, – сказала я и посмотрела на уборщика, но при скудном освещении был виден лишь его темный силуэт в дверях. – А у вас когда-нибудь… у вас появлялось ощущение, что вас заставили стать тем, кто вы есть?
– Нет. Разве что я сам себя заставил.
Я вздохнула. Мать, наверно, жутко волнуется из-за меня. Я встала и побрела в угол, куда ассистент положил мой рюкзак.
– Почему ты так этого хочешь? – спросил уборщик. Действительно ли его голос был мне знаком, или просто показалось? – Профессия пилота очень опасна. Сколько их уже поубивали.
– Больше половины сбивают за первые пять лет, – сказала я. – Но не все погибают. Некоторые катапультируются. Другие совершают вынужденную посадку и остаются в живых.
– Да, я знаю.
Я застыла и хмуро уставилась на фигуру в дверях. Лицо скрывала плотная тень, но на его груди что-то блестело. Медали? Пилотский значок? Я прищурилась и разглядела форму ССН.
Это был не уборщик. Двое других по-прежнему перешучивались где-то в коридоре.
Я выпрямилась. Человек медленно пошел к моему столу, и в аварийном освещении стало видно, что ему уже за пятьдесят и что у него седые жесткие усы. При ходьбе он заметно хромал.
Пилот взял со стола заполненный тест и перелистал его.
– Ну и зачем? – в конце концов спросил он. – Зачем так переживать? В этих тестах никогда не спрашивают главного. Почему ты хочешь быть пилотом?
«Чтобы доказать, на что я способна, и восстановить доброе имя отца». Именно так мне хотелось ответить, но что-то удержало меня. Это были слова отца, которые он время от времени повторял и которые жгли меня изнутри, хотя мысли о мести и искуплении часто заслоняли их.
– Потому что надо стремиться к звездам, – прошептала я.
Пилот хмыкнул.
– Мы называем себя Непокорными, – сказал он. – Это главный девиз нашего народа – никогда не сдаваться. И тем не менее Броня всегда ужасно удивляется, когда кто-нибудь выказывает ей неповиновение. – Он покачал головой, потом вернул тест на место и положил что-то сверху.
– Подождите! – крикнула я, когда он захромал обратно к двери. – Кто вы?
Пилот остановился на пороге. Свет четче обрисовал его лицо – эти усы и глаза, которые казались такими… старыми.
– Я знал твоего отца.
Стоп. Я знала этот голос!
– Барбос? – спросила я. – Это вы! Вы были его напарником!
– В другой жизни, – ответил он. – Послезавтра, в семь утра ровно. Здание F, кабинет С-14. Покажешь значок, тебя пропустят.
Значок? Я обернулась к столу и увидела, что на моем тесте лежит кадетский значок.
Я схватила его.
– Но Броня сказала, что никогда не допустит меня в кабину пилота.
– С Броней я разберусь. Это мой класс. Учеников я набираю сам, и даже она мне не указ. Для этого она слишком важная шишка.
– Слишком важная, чтобы приказывать?
– Военный протокол. Когда ты стоишь настолько высоко, чтобы командовать воздушным флотом в бою, ты со своей высоты не можешь вмешиваться в порядки, которые интендант установил на складе. Потом поймешь. Ты много знаешь, судя по этому тесту, – но не все. Ответ на семнадцатый вопрос неправильный.
– Семнадцатый… – Я быстро перелистала тест. – Про подавляющее численное превосходство?
– Правильный ответ – отступить и ждать подкрепления.
– А вот и нет!
Барбос напрягся, и я быстренько прикусила язык. Не хватало еще спорить с человеком, который только что дал мне кадетский значок!
– Я пущу тебя в небо, – сказал он, – но тебе придется нелегко. И со мной тоже. Иначе это будет несправедливо.
– А кто вообще справедлив?
Он улыбнулся:
– Смерть. Она со всеми обращается одинаково. Ровно в семь. Не опаздывай.
Когда двери лифта открылись, я увидела город, которого не должно было быть.
Все-таки в первую очередь Альта была военной базой и звания города, в общем-то, не заслуживала. И все же лифт выходил на поверхность в добрых двухстах метрах от самой базы, к которой вела дорога, окаймленная магазинами и домами. Настоящий город, населенный упрямыми фермерами, теми, что возделывали полоски земли за стенами.
Когда все вышли, я еще немного задержалась в большой кабине лифта. Мне казалось, что я стою на пороге новой жизни, о которой всегда мечтала. Закинув на плечо рюкзак с одеждой, я так и стояла в какой-то странной нерешительности, все еще чувствуя на лбу прощальный поцелуй матери.
– Правда ведь, это самое прекрасное, что есть на свете? – произнес кто-то сзади.
Я оглянулась. Голос принадлежал девушке примерно моих лет. Она была выше меня, со смуглой кожей и длинными черными кудрями. Я уже видела ее в лифте и обратила тогда внимание на ее кадетский значок. У нее был легкий акцент, который я не смогла определить.
– Мне по-прежнему кажется, что все это не взаправду, – сказала она. – Как думаешь, не могли они над нами так жестоко подшутить?