критикует такое понимание личности. Он пишет, что в такой интерпретации «реальный субъект совершенно испаряется, а вместо него начинает фигурировать общество в целом…» [Дубровский Д. И., 1971, с. 185]. Он соглашается с Ильенковым в том, что общественное сознание находит свое отражение в индивидуальном сознании, однако пишет: «Вместе с тем данное индивидуальное сознание может быть в ряде отношений богаче общественного сознания. Оно способно содержать в себе такие новые идеи, представления, оценки, которые отсутствуют в содержании общественного сознания, лишь со временем могут войти в него, а могут и не войти никогда». «…Индивидуальное сознание характеризуется множеством психических состояний и свойств, которые нельзя приписывать общественному сознанию» [Дубровский Д. И., 2002, с. 167].

Разногласие философов по вопросу, что представляет собой личность, органически связано с их взглядами на то, как личность возникает. Или, как ставит эту проблему В. И. Метлов, «что, собственно, эволюционирует» [Метлов В. В., 2005]. О чём здесь идёт речь? Что отстаивает Дубровский и против чего выступает Ильенков? Вопрос только кажется простым. Совершенно недостаточно сказать, что Эвальд Васильевич придерживается общественно-исторической, а Давид Израилевич – биологической теории возникновения личности, сознания. Ильенков не спорит с тем, что мозг имеет биологическую природу и без мозга невозможно никакое сознание, никакая личность. В то же время Дубровский не отрицает важности общества в формировании индивида, того, что без общества нет и человека. Он многократно подчёркивает это. Вопрос в том, что взять за единицу эволюции личности, сознания. Формируется ли сознание шаг за шагом в ходе эволюционного процесса от одноклеточных до человека, так что и у молекулы можно найти элементы бинарной «сознательности», или оно возникает как высшая форма отражения в общественно-исторической среде. В первом случае единицей эволюции оказывается содержание (материальный носитель, информация), во втором – форма (способ взаимодействия).

Дубровский пишет: «Идеальное необходимо связано с материальным (материей), но вряд ли допустимо утверждать, что материальное необходимо связано с идеальным» [Дубровский Д. И., 2002, с. 21]. В этой идее выражается не столько просто материалистическая установка, сколько указание на то, что идеальное оказывается результатом эволюции материи. Но в таком случае должен быть найден момент, когда идеальное «вылупляется» из материи. И Дубровский находит такой момент, когда, по его мнению, содержание (материя) впервые становится информацией. Этот пункт имеет для философа решающее значение, так как, по Дубровскому, сознание и есть вид информации – «информация об информации». Но это не информация как форма, а информация как содержание – переживаемое субъектом интенциональное состояние. Он пишет: «В ходе эволюции произошёл переход от одноклеточных организмов к многоклеточным; жизнь многих из них требовала активного передвижения в окружающей среде. Именно эти обстоятельства и привели к возникновению нового типа информационных процессов в форме субъективно переживаемых состояний…» [там же, с. 149].

Таким образом, установка, что сознание, личность есть содержание, связывается у Дубровского с биологическим натурализмом. Ильенкова невозможно упрекнуть в том, что он не был материалистом. Но его материализм совершенно иного рода. «А что, если среда есть нечто конкретно-историческое, тогда как?» [Ильенков Э. В., 1968], – спрашивает он у оппонента. Для Эвальда Васильевича очевидно, что если мыслить человека как совокупность материальных частиц, то «в конечном итоге эта логика с неизбежностью приведёт к «социо-био-химически-электро-физически-микрофизически-квантово-механическому» пониманию сущности человека» [Ильенков Э. В., 1984, с. 319–358]. А для такого материалиста, как Ильенков, это неприемлемо.

Для Ильенкова сознание не есть что-то, состоящее из чего-то. Это даже не содержание информации или информации об информации. Для него это явление (а точнее, процесс, форма процесса) скорее соответствует вопросу «как», нежели вопросу «что», в чём сегодня мы нашли бы аналогию с такими авторами, как Т. Нагель, Ф. Джексон и др. Форма – это то, «как» нечто существует. Поэтому сознание для Ильенкова в каком-то смысле подобно вихрю, но не тому, «из чего» этот вихрь состоит, а тому, «как» он организует некоторое содержание. Этот «вихрь», однако, в отличие от физического, вовлекает в своё движение не частицы пыли или иные тела, а динамические отношения (процессы) – общественные, ролевые, предметные, смысловые, исторические. В свою очередь, процессы отличаются от физических предметов в том числе и тем, что они иначе пребывают в мире. Если тела существуют как пространственные конфигурации временны́х срезов, то процессы, напротив, есть скорее временны́е, исторические конфигурации. Когда мы передаём сведения о телах, например о звёздном небе, то представляем, рисуем, моделируем то, каким оно было, есть или будет в какой-то момент временно́го среза (например, в рамках светового конуса). Когда же мы сообщаем о «динамических отношениях» между телами, социальными ролями и т. д., мы прежде всего имеем в виду некоторую историю, то есть картину, но не в пространстве, а во времени.

Говоря «как», мы часто имеем в виду процесс или форму взаимодействия. В этом смысле некоторые формы также существуют во времени, как содержания – в пространстве. Такого рода формы невозможно скопировать, воссоздав только их пространственную структуру.

Мы никогда не узнаем позицию Ильенкова по вопросу, будет ли полная физическая копия человека обладать сознанием. Он не исследовал эту проблему, близкую скорее для современных аналитиков. Однако что-то подсказывает, что он не ответил бы на этот вопрос положительно. Именно Ильенков задается вопросом: «А возможна ли вообще, в принципе материалистически-ориентированная психология?» [Ильенков Э. В., 1984].

Также ему принадлежит ряд высказываний, в которых он даёт понять, что психика в минимальной степени детерминирована чисто физическими свойствами мозга: человеческий мозг потому и обеспечивает человеческую психику, что способы его функционирования в отношении специфически человеческих задач уже совершенно свободны от определяющего влияния чисто биологических, генетически врождённых нейродинамических отношений и связаны ими в минимальной мере [там же, с. 145–155].

Ильенков строго придерживался позиции, что сознание воспитывается, формируется в обществе в процессе предметной деятельности. Без воспитания, без деятельности, а следовательно, исторического процесса, нет и самого сознания. Это, в частности, подтверждается позицией Ильенкова по так называемому Загорскому эксперименту. Он был убеждён, что воспитание, приобщение к предметной деятельности могут развить эту способность даже у слепоглухонемых от рождения детей. Хотя его оптимизм в этом вопросе разделяли и разделяют сегодня далеко не все. В одном из современных исследований Загорского эксперимента автор указывает: факты таковы, что отсутствие зрения и слуха с самого рождения, как правило, сказывается гораздо тяжелее на развитии человека, чем наступление слепоты и глухоты даже в раннем детском возрасте. Именно факты пока говорят о том, что оптимизм Ильенкова (что даже слепоглухим с самого рождения людям могут быть открыты перспективы безграничного развития) явно завышен [Пущаев Ю. В., 2013а; 2013б].

Мы не можем судить о том, какой была бы позиция Ильенкова о наличии сознания у полной физической копии Ивана Ивановича,