Джордан на мгновение потерял дар речи. В его кругу любой былволен отправиться куда угодно. Неужели это умное, одаренное дитя не видело ниодного города, кроме этой забытой Богом крохотной деревушки?

Лицо девушки чуть светилось в полумраке, и Джордан заметил,что она наблюдает за ним скорее с дружелюбным интересом, чем с обычнымпочтительным ужасом, к которому он так привык. Неожиданно герцог позавидовалничем не стесненным крестьянским ребятишкам, забавлявшимся турнирами. Как,должно быть, отличается их детство от детства маленьких аристократов, выросшихсреди гувернанток и наставников, в строгих рамках и правилах этикета! Импостоянно напоминали о необходимости вести себя как подобает высшим созданиям,которым выпало счастье родиться в богатых и знатных семьях. Но возможно, дети,появившиеся на свет в таких отдаленных местах, от природы гораздо лучше –бесхитростные, искренние и мужественные, совсем как Александра. Что, если этималенькие крестьяне по-своему счастливы? Крестьяне?

До Джордана только сейчас дошло, что в правильнойлитературной речи этой девочки, ее безупречном произношении нет ничего отгрубой крестьянки.

– Почему кучер обращается к вам «ваша светлость»? – поинтересоваласьона, улыбаясь и лучась ямочками на щечках.

Джордан с трудом отвел глаза от соблазнительного зрелища.

– Именно так обычно обращаются к герцогам.

– Герцогам? – эхом откликнулась потрясенная Александра. Так,значит, этот красивый незнакомец, очевидно, вращается в другом, недосягаемоммире и вскоре исчезнет из ее жизни навсегда? – Вы в самом деле герцог?

– Увы, – кивнул Джордан, заметив ее помрачневшее личико. –Вы разочарованы?

– Немного, – окончательно добила его девушка. – А как васназывают в жизни? Кроме «ваша светлость», конечно.

– У меня по крайней мере дюжина имен, – ответил он,удивленный и несколько смущенный ее прямыми вопросами. – Большинство людейзовут меня Хоторном или Хоком. Близкие друзья называют Джордан.

– Прозвище Хок [2] вам идет, – заметила Александра, но сприсущей ей сообразительностью уже пришла к выводам:

– Как считаете, эти двое напали на вас потому, что выгерцог? Я хочу сказать, они ужасно рисковали, останавливая вас так близко отгостиницы.

– Жадность иногда бывает самой сильной движущей силой риска,– покачал головой Джордан.

Александра согласно кивнула и тихо процитировала:

– «На свете не существует пожара более сильного, чемстрасть, акулы более свирепой, чем ненависть, и урагана более опустошительного,чем жадность».

– Что вы сказали? – ошеломленно пробормотал Джордан.

– Это не я. Будда, – пояснила девушка.

– Я знаком с этим изречением, – откликнулся Джордан, сусилием взяв себя в руки. – Просто удивлен, что вы его знаете.

Заметив слабый свет, лившийся на дорогу из окон дома,стоявшего впереди, он предположил, что они наконец добрались до места.

– Александра, – поспешно и строго предупредил ее герцог, –вы никогда не должны испытывать чувство вины из-за того, что случилось сегодня.Поверьте, вы вели себя как настоящая героиня.

Она взглянула на Джордана с мягкой улыбкой, но, когда колесаэкипажа загремели по изрытой выбоинами подъездной аллее большого обветшалогодома, внезапно воскликнула:

– О нет!

Сердце девушки упало при виде блестящего экипажа сквайра,запряженного породистой кобылкой. Она надеялась, что почтенное семейство ужераспрощалось с матерью.

Кучер распахнул дверцу. Герцог соскочил на землю, но, когдаАлександра попыталась последовать за ним, Джордан подхватил ее на руки.

– Я могу идти, – запротестовала она, но, перехватив ленивуюусмешку, затаила дыхание.

– Поверьте, любому мужчине моего роста и сложения было бычрезвычайно стыдно сознавать, что его жизнь спасла такая малышка, пусть даже ив доспехах. Позвольте мне ради моего раненого самолюбия проявить возможнобольше галантности.

– Хорошо, – покорно вздохнула Александра. – Кто я такая,чтобы окончательно раздавить самолюбие благородного герцога?

Но Джордан уже почти не слышал ее, разглядывая неухоженныегазоны, окружающие дом, сломанные, полуоторванные ставни, висящие на однойпетле, и прочие признаки жилища, крайне нуждающегося в ремонте. Такого он неожидал – его глазам предстало старое, заброшенное, разваливающееся здание,обитатели которого, очевидно, не имели средств содержать его в порядке.Высвободив правую руку, он постучал в дверь, отмечая облупившуюся краску.

Видя, что никто не отвечает, Алекс робко пояснила:

– Боюсь, вам придется постучать громче. Видите ли, Пенроузпочти глух, но непомерная гордыня не позволяет ему в этом признаться.

– Пенроуз? – удивился Джордан. – Кто это?

– Наш дворецкий. После смерти папы пришлось уволить всехслуг, но Пенроуз и Филберт слишком старые и дряхлые, поэтому они остались здесьи согласились работать за еду и крышу над головой. Пенроуз, кроме того, готовити помогает с уборкой.

– Как странно, – вырвалось у Джордана. В глазах,устремленных на него, светилось веселое любопытство.

– Что вы находите странным?

– Глухого дворецкого.

– В таком случае вы, конечно, посчитаете Филберта ещебольшей странностью.

– Сомневаюсь, – сухо ответствовал Джордан. – Кто этоФилберт?

– Наш лакей.

– Осмелюсь спросить: в чем заключаются его хвори и немощи?

– Он близорук, – без обиняков объявила девушка, – настолько,что на прошлой неделе принял стену за дверь и уперся в нее лбом.

К своему ужасу, Джордан почувствовал, что сейчасрасхохочется, и, пытаясь пощадить гордость Алекс, как можно серьезнее пробормотал:

– Глухой дворецкий и слепой лакей… Как… гм… необычно.

– Да, очень, не так ли? – согласилась она восторженно. – Нознаете ли, я не люблю ничего традиционного. – И с задорной улыбкойпроцитировала:

– «Традиционность – убежище косного разума».

Джордан что было сил замолотил кулаками в дверь, слыша, какэхо разносится по всему дому. Но его недоуменный взгляд был прикован кочаровательному личику.

– Кто это сказал? – наконец спросил он.