Вечером был театр. Шекспировское «весь мир – театр» мы дополняем: театр – тоже наш мир. Мы зрители, без нас нет театра. Нам там рады – это любовь, она взаимна. Ходим раз в месяц или чаще, когда – определяют наши или гастрольные спектакли. Ира собирает программки. Напоминаю задачку Перельмана из «Занимательной математики»: «Какая будет толщина стопки бумаги, если перегибать лист сорок два раза?» Смеётся: «Получится стопка, равная расстоянию от Земли до Луны. Я не буду перегибать». Так во всём – нигде не перегибает.

Театр «Балтийский дом». Ещё слабо заполненный малый зрительный зал, действительно маленький, уютный, сидим с Ирой почти в конце. Подходит Громадский, пристраивается за нами. Заполняет сразу весь ряд. Кто там был, исчезают, – он один, будто на сцене, когда в главной роли. Здороваемся. Ира спрашивает:

– Роман Борисович, разве вы не играете?

– Нет, я сегодня зритель, с вами посижу.

– Вы же там заняты, хотите, чтобы мы подавали реплики, как ваша жена, когда готовите роль?

Ответить не позволили вышедшие на сцену актёры: «Где Роман Борисович? Только что был». Зрители, не знающие Громадского, сидят тихо. Он встаёт.

– Да здесь я.

В зале смех, наклоняется к Ирине.

– Не дают остаться с теми, с кем хочется.

– Алиса предупреждала: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте».

– Но, вы то приходите, чтобы идти дальше, значит нам, в стране чудес, нужно «бежать вдвое быстрее».

Направляется к сцене, изображая бег спринтера. Аплодисменты.

Театральная и повседневная жизнь шла своим чередом. Когда что-нибудь планируешь, то начало намечаешь на утро или, что чаще, на понедельник или на круглую дату. Но случается, что это самое начало от тебя не зависит, оно приходит, а ты на него сразу внимания не обращаешь. Так и вышло.

После театра у Иры начала распухать левая нога. Утром стало хуже. Примочки не помогают, на работу не пускаю, идём к врачу, платная клиника рядом. Там свободно. Попадаем на приём к травматологу. Смотрит и ведёт за руку к хирургу, тот отправляет на УЗИ сосудов. У них в клинике сломался аппарат, звонит коллегам, просит принять без очереди. Вызываю такси, едем, поднимаемся на второй этаж, делают УЗИ, совещаются. Тромбоз. Возвращаемся. Читает заключение, объясняет проблемы, – приятный мужчина. Плачу в регистратуре, он заступается – повторный приём бесплатно. Мне не до этого, но удивляюсь – наверное, администрации он не нравится. Резюме: срочно на госпитализацию, сейчас вызову скорую помощь.

– Мы лучше на своей машине.

– Будете не один день оформляться. По скорой сразу положат.

Ира просит: «Разрешите переодеться, приготовиться» – еле уговорили.

Собираемся. Сумку – быстро, задержали нас её разговоры и распоряжения по работе. Куда случайно повезут – не хотим. Есть такие люди, которые всегда помогут. Звоню Ромэну Казарьянцу, заслуженному врачу РФ, – так, мол, и так. Он работает в Мариинской, сейчас на пенсии, неполная рабочая неделя, удобно. У нас дачи рядом, к нему ходят за советами, никому не отказывает. И сейчас, связывается с Михаилом Протченковым, заведующим отделением по нашему профилю, просит неотложно принять. Сообщает – приезжайте.

Едем на скорой, дорога ремонтируется, трясёт. Сижу рядом, не выпускаю руку, убеждаю: ерунда, сейчас вылечат. Получилось, что на этот раз лежит Ира, её состояние выдают глаза: откуда взялась болезнь, никогда такого не было. Пытаюсь демонстрировать уверенность – ответственность теперь на мне.

Года три назад она везла меня на скорой, смотреть не неё было невозможно. На лице мука – не передать: «Где была я?» Боль за меня, покусывает губы, глаза мокрые. Что-то потеряла в сумочке, стала искать, сразу же забыла что. Я лежал и её успокаивал.

Пытаюсь и сейчас: «Подумаешь, тромбоз». Теперь мучительный вопрос к себе: «Где был я?» Убеждаю: «Ты ничего не боишься, вспомни Грецию». Грустно улыбнулась. Не то сказал. Там Ирочка «не боялась» из-за меня – боялась за меня.

Давно мы мечтали о Греции. Наконец собрались. Накануне поездки по какому-то поводу показывали фильм «Белое солнце пустыни», Ира собирала вещи и напевала:

У неё это хорошо получается, в смысле – петь. С вещами иначе – что-нибудь забывала (я так думал, но оказалось наоборот – не подумал). Моё дело – упаковать. Жалко, что это единственная сфера, где мне удаётся экономить, то есть, просто сложить всё в чемодан размером поменьше. Привычка, появившаяся, наверное, на работе – занимался решением задач по оптимизации. Получалось, что экономилось место как раз за счёт того, что Ира «забывала». Причём, моя одежда была в избытке, что-то даже ни разу не надевал, а вот ей не хватало. В семье (в любящей семье!), вопрос решился быстро. Стал укладывать в такой чемодан, где в итоге оставалось свободное место. Да, мне неудобнее таскать, зато Ира перестала «забывать» – заботиться не только обо мне, но и о себе. К чему я рассуждаю, казалось бы, о пустяке? Может быть, другие тоже подумают об экономии, в государстве все задачи на оптимизацию, за чей счёт – за наш.

– Какая чужбина? У тебя имя – греческое.

– Поэтому жарко и обнимет.

– Какие ужасы могут быть в наше время? – на этот вопрос ответ от Иры не получил.

Так куплет песни Исаака Шварца случайно появился в качестве эпиграфа. По большому счёту, всё – дело случая. Рассказ, может показаться растянутым, но ведь и счастливая жизнь никуда не торопится, мы её бег привычно не замечаем. Обидно только, что и само счастье тоже не особенно замечаем, воспринимаем его, как само собой разумеющееся. А зря.

Наконец мы в Греции. Чем «ваше благородие» нас пожалует? На «чужбине» дорога гладкая, по сравнению с домашней, петляет себе среди холмов, не спешит, в отличие от нас, хотя знает куда. Невысокие сосны плотно стоят группами, кое-где, к нашему удивлению, торчат обугленные стволы. Ира сидит рядом, голова у меня на плече, вместе наши руки и души. Мы не одни – с нами радость путешествия в знакомую-незнакомую страну. Подъезжаем к заливу в форме большущей буквы омега. Она последняя в алфавите (к чему бы это?) На берегу ждёт храм (храмы всегда ждут), но в Греции почти о любом месте можно так сказать – всюду развалины, просто они до сих пор не дождались своих археологов. Каменный пол, отлично сохранившаяся мозаика – радостные лица с большими удивлёнными глазами, место, должно быть, такое. Полуразрушенные колонны по периметру стоят и лежат, победители и побеждённые, в истории иначе не получается.

Гид просит внимания: «С тех исключительных времён» – следует долгая пауза. Таким образом выражается его и наша заслуженная признательность эпохе. Пока он в молчании демонстрировал свой античный профиль на фоне автобуса «Мерседес», турист, который всё спрашивал «когда же увидим Колизей?», нашёл занятие. Попытался, по нашей привычке, восстановить историческую справедливость, в данном случае – поставить длинный кусок колонны. Потёр ладони, присел, уцепился за её конец и закряхтел. Потуги завершились неприличным в обществе звуком. Такие попытки в итоге (в истории), этим и заканчиваются. Меньшая половина группы язвительно гоготнула (мужчин на экскурсиях всегда меньше), в истории наоборот – не смеются те, кто пытается трактовать её по-своему.