Наблюдая, как поезд, пыхтя и выпуская пары дыма, подходит к перрону, я размышлял. Почему мне за все реинкарнации ни разу не пришло в голову поговорить с самим собой, я до сих пор не знаю. Ну вот не подумал, и всё, как будто какой-то блок стоял. А сейчас наконец стукнуло, дошло. Стоит рискнуть. Возможно, на этом реинкарнации наконец закончатся и я обрету покой. Нет, умирать я, как ни странно, не хотел, а просто прожить свою спокойную жизнь желал. Ведь как ни крути, но и от реинкарнаций можно устать. Может быть, у меня откроется второе дыхание, обрету желание вновь и вновь использовать разные способы американцам отомстить, воевать против них, но пока оно не открылось. От всего устал, всё обрыдло. Пообщаюсь с собой из прошлого, всё ему расскажу о своей жизни, выпьем, мне уже можно, скоро девятнадцать исполнится, и, покинув Союз, отправлюсь в Аргентину. Давно хочу в кругосветное путешествие отправиться, вот и выполню свою мечту. Куплю яхту моторную, сейчас везде заправиться можно, и отправлюсь. Может быть, девушку себе найду. Вон, к сожалению, найти я не смог, война, следы затерялись, может, и погибла. Ничего, найду ещё себе спутницу жизни.

Я один слиток через стоматологов уже распродал, скопив солидную сумму, неплохо оделся в пошитую в Союзе одежду, багаж местный приобрёл, то есть мало чем отличался от простых советских граждан. Ну, кроме того, что кореец. Я говорил, что казах, и люди верили. А сейчас, подхватив чемоданчик, повесил на плечо чехол с гитарой и, покинув купе, добравшись до тамбура – большая часть пассажиров уже вышла, я последний, – сойдя на перрон, отправился к выходу с вокзала Ленинграда. До военного городка, где проживал местный Фёдор… Я с трудом его позиционирую как себя, мы уже слишком разные люди, столько реинкарнаций изменили меня, я прожил очень долго, так что говорю правильно, именно местный Фёдор. Это не я. Так вот, до военного городка можно доехать автобусом или на такси, останавливаться в городе-герое Ленинграде я не стал, нашёл свободное такси, это была «Победа», и, назвав адрес, не обращая внимания на счётчик, поехал куда нужно. Водитель ушлый, взял несколько попутчиков, но меня этим не смутил, багаж в багажнике, я сижу на переднем сиденье, так что что там сзади, мне всё равно. Доехали быстро, уже через полчаса благодаря фактически пустым дорогам, где только и видно грузовики, спецмашины да автобусы, редко когда частное авто проедет, мы добрались до места. Городок входил в зону охраны аэродрома, поэтому на въезде был пропускной пункт. Я не стал проезжать на территорию, хотя кое-какой документ у меня был, справка из милиции Казани об утере паспорта. Украли якобы.

Покинув такси, расплатившись, забрал багаж и, придерживая висевшую на плече гитару, сказал дежурному сержанту на въезде:

– Я бы хотел пообщаться со старшим лейтенантом Палкиным.

– Как передать? – спросил сержант, подходя к кирпичной коробке КПП и снимая трубку с телефона. Он руку в окошко сунул, чтобы дотянуться до аппарата.

– Родственник приехал, – улыбаясь, сообщил я.

Того вызвали, он не участвовал в полётах, а я присел на скамеечку, с удовольствием щурясь на зелень вокруг. Этот военный городок только в прошлом году сдали, и его заселили военные. Пока ещё не все части могли подобным похвастаться, а тут именно так было.

– Вы ко мне? – услышал я странно знакомый голос.

Повернув голову, я посмотрел на стоявшего у шлагбаума КПП старшего лейтенанта, на кителе которого имелись орденские планки. Невысокий, светловолосый, коренастым его не назовёшь, но что-то такое было, основательное. Правильное лицо, серые глаза, фуражка сбита на затылок, улыбка в уголках губ. В общем, я смотрел на себя в молодости. А если учесть, что Фёдор в этом году женился, то почему тот в таком хорошем настроении, было понятно. Да ещё осваивает новую реактивную технику. Уже летал и был в восторге. Я так задумался, что пропустил его появление. Встав с лавки, я сказал:

– Здравствуй. Я из Кореи недавно прибыл, воевал там. На реактивных «мигах». Изображал китайского добровольца. Сорок семь лично сбитых. Меня попросили встретиться с тобой твои знакомые. Например, бывший ведомый Алексей Куницын.

– Лёшка? – оживился тот. – Так он там был? Как он?

– В порядке. Сейчас на Севере новую машину осваивает. Тут вещи можно оставить? Предлагаю прогуляться, поговорить.

– Я прослежу, – сказал сержант с поста, что с интересом слушал нас.

Кстати, обычно тут сержант и пара бойцов, но сержант был один и кроме штык-ножа на ремне оружия не имел. Может, куда отправили рядовых? Не знаю, я этот момент жизни не помню. В общем, вещи занесли на КПП, в помещение, сержант устроился на лавочке, он выпустил из городка автобус, полный женщин и детей, а мы по обочине дороги, асфальтированной, новый асфальт, стали прогуливаться. Молчали оба. Когда отошли, я сказал:

– С чего бы начать? Знаешь, очень тяжело вот так начинать разговор. Давай я опишу его как постороннего человека. Мне так легче.

– Хм, хорошо.

– Жил на свете мальчик, Фёдор… Пусть будет Веткин.

Фёдор прищурился, явно понял, о ком я, но кивнул, мол, продолжай. Мы находились в прямой видимости с КПП, остановившись и развернувшись, пошли обратно. Я же рассказывал:

– Мальчишка болел небом. Но шла война. Тогда он твёрдо решил стать воздушным воином. Родители погибли при бомбёжке, поэтому Фёдор оказался в детском доме, но упорство дало возможность добиться своей цели, своей мечты. Обучение в аэроклубе, потом в военном училище, и младший лейтенант Веткин в сорок третьем оказался в полку подполковника Соколова, прославленный полк, на «ла-семь» летали. Новенькая машина, но нет никакого боевого опыта…

Я описывал войну, бой в Берлине на развалинах, потом мирную послевоенную жизнь, что привела Веткина в этот полк. Как с женой встретился, поженились, потом описал дальнейшую жизнь, что, несмотря на провал поступления в Академию Генштаба, вышел на пенсию в звании подполковника с должности командира полка. Как в Литве на родине жены поселились. Взрослые дети разлетелись. Как умерла жена. Потом страшное время девяностых с развалом страны. Бесчинства националистов в Литве. Как Веткин попал в тюрьму, напав на такого националиста примерно того же возраста, что надел форму СС со всеми наградами и гордо шагал по улице в толпах таких же подлецов. Тюрьма двадцать лет, отказ предоставить гражданство Российской Федерации, четыре года в американской лаборатории, где над ним ставили опыты. Фёдор, слушая, кусал кулак, до крови докусался, но слушал не прерывая. Как умер, описал, и очнулся в теле корейского мальчика в Корее, описал первую реинкарнацию, как погиб от подлого удар в спину. Как с изумлением очнулся в том же месте в том же теле. И вот так всё описывал, пока не дошёл до того, как добрался до Ленинграда и КПП этой части.

– Смирись с этим, – сказал я Фёдору. – Всё, что я рассказал, правда. Я Фёдор Палкин. Я – это ты. И я очень устал от всего этого.

– Верю, – вздохнул тот. – Так мою жизнь мог описать только я сам. Слишком подробные детали моей жизни.

– Батя с особистом полка идут, – сказал я, мельком глянув в сторону КПП.