Два других расследования – первое, руководимое Федеральным отделом транспорта, и второе, руководимое Управлением паромов, – начали работу в понедельник.

В первые дни после прихода в Ванкувер в газетах и на телевидении снимки столкновения показывались крупным планом, было написано много статей, обвиняющих командование т/х «Сергей Есенин» в небрежном судовождении. С обвинительными заявлениями выступили такие ответственные лица, как генеральный прокурор Британской Колумбии, министр шоссейных дорог Канады и заместитель генерального прокурора Британской Колумбии.

4 и 5 августа Министерством транспорта Канады было проведено предварительное расследование, на котором свидетели – капитан, старший и второй помощники, старший механик, рулевой, впередсмотрящий матрос и боцман дали четкие и ясные показания по обстоятельствам аварии.

Цель расследования – определение причин столкновения и мер, предпринятых экипажем для обеспечения безопасности пассажиров парома.

6 августа по требованию владельцев парома для обеспечения их требований к Дальневосточному пароходству на судно был наложен арест. Стоимость повреждений, определяемая владельцами парома, выражалась в сумме 750 тысяч – 1 миллион канадских долларов.

Во избежание простоя судна груз, предназначавшийся для выгрузки в порту Нью-Вестминстер, решили выгрузить в Ванкувере и по возможности начать здесь погрузку.

Аварийный инспектор капитан Бурилл, которому было поручено опросить моряков «Есенина» в ходе предварительного расследования, оказался человеком знающим и старательно-объективным.

Чтобы дать возможность морякам акклиматизироваться, инспектор провел их по помещениям аварийной инспекции, показал тренажеры в радиолокационных классах, сказал, что сам сидел в прошлом на мели и потому понимает состояние капитана.

Адвокат Стивс еще раз повторил свое: «Отвечайте коротко, очень коротко, самое лучшее „да“ или „нет“. Только то слово никак нельзя повернуть против вас, которое вы не произнесли вовсе».

В кабинете Бурилла обстановка была следующая. Он сам, адвокат Стивс, женщина-стенограф с наушниками на голове и магнитофоном под руками, кофе, карты и один допрашиваемый.

Начали с Хаустова. Разговор продолжался полтора часа без перерыва. Капитан Бурилл выяснял организацию службы на судне, квалификацию командного и рядового состава, состояние навигационных приборов и проверял все (!) прокладки курсов «Сергея Есенина» на ста пятидесяти (!) картах – от Владивостока до Японии и от Японии до Хуан-де-Фука. Просматривались комплект судовых журналов и копии всех радиограмм, имевших отношение к аварии. Карты, журналы, копии РДО были представлены ранее капитану порта Ванкувер. Причем РДО представлялись по списку, существующему в журнале радиосвязи, копии снимались фотоспособом.

Количество и качество навигационных определений и состояние прошлой документации у всех канадских моряков вызвало открытое восхищение даже с оттенком профессиональной зависти.

Инспектор капитан Бурилл фактически предвосхитил буквально все вопросы, которые потом всплывали на суде, но сделал это в сжатой, без всякой воды, форме.

Переводчиком был Владимир Плешаков. Адвокат Стивс три-четыре вопроса инспектора отвел, заявив против них протест.

После капитана были допрошены: бывший вахтенный второй помощник Бурное (около 40 минут), старший помощник, старший механик, второй механик, третий помощник, рулевой матрос, боцман, впередсмотрящий матрос – на каждого по 10-15 минут.

Все время допроса подчиненных капитан находился в изоляции от них в соседнем помещении.

Капитана ждала радиограмма от заместителя начальника пароходства. Капитану предлагалось в связи с аварией немедленно проверить состояние магнитных компасов. Смысл этой радиограммы остался тайной для всех, кроме ее автора.

Ночью ему приснился дурной, что не удивительно, сон.

Он на палубе подходящего на приличном ходу к причалу судна. Он капитан этого судна, но почему-то швартует его с палубы. Уже пора давать «стоп» и реверс. Он идет к надстройке, чтобы быстро подняться на мостик к телеграфу, но не может найти трапа. В надстройке нет дверей, нет входа – сплошная стена. Он мечется подле этой стены и кричит. Причал надвигается все ближе. Наконец наверху показывается какое-то человеческое рыло. Он кричит: «Полный назад!» Рыло смеется. И судно с грохотом ударяется в причал и обрушивает его на себя.

Проснувшись, он встал с тяжелой головой, но сразу, в трусах и майке, занялся спортивной ходьбой по каюте, потом позанимался с гантелями, тщательно побрился и принял душ.

Свежая рубашка из мягкой льняной ткани и хороший галстук окончательно отделили его от неприятного сна. Он был уверен, что никакая самая дорогая нейлоновая рубашка никогда не сможет так помочь в тягостные моменты жизни, как способна это сделать натуральная ткань. Вероятно, это сохранялось в нем деревенское, донское детство.

За завтраком он не разрешил себе кофе, считая кофе вечерним напитком.

Позвонила Анна Ивановна Щетинина. Она пришла в Ванкувер на «Антоне Чехове» из США и, узнав о несчастье коллеги, решила его подбодрить. Анна Ивановна знала на собственной шкуре, какое состояние духа бывает у капитана после аварии, – в свое время она сидела на камнях на теплоходе «Менделеев» на Балтике.

– Старик Державин вас заметил и, в гроб сходя, собирается благословить, – сказала Анна Ивановна. – И вы еще молоды, и ваш Есенин был молод.

– Какой же я молодой? – спросил капитан, радуясь энергичному, уверенному и твердому голосу самой первой женщины-капитана в мире.

– В сорок лет-то? Конечно, молодой. Приду к вам обедать.

Он приказал накрыть обед в своей каюте, приготовил хороший коньяк и, выгладив брюки, встретил Анну Ивановну у трапа.

«Интересно, помнит она, как я сдавал ей гидрометеорологию?» – думал капитан, когда первая в мире женщина-капитан поднималась по трапу. В шестьдесят пятом году он заочно заканчивал Высшее мореходное училище и получил у Щетининой всего лишь четверку. Она спросила его о новой аппаратуре для приема факсимильного изображения синоптических карт по радио, а он, хотя и плавал уже двадцать лет, с такой новинкой на судах не встречался и начал плавать на твердом полу у стола экзаменатора.

– Если бы вы были курсантом у меня на курсе, – сказала Анна Ивановна тогда, – я поставила бы вам за основной ответ пять. Но вы капитан и должны знать все новое, что приходит на флот, раньше всех.

И влепила четверку. Это было неприятно, но правильно.

– Так, брюки глажены, и складкой можно точить карандаши, – с удовлетворением сказала Щетинина, поздоровавшись. – Жена на весь рейс наглаживает или буфетчицу эксплуатируете?

– Жена гладила, и с удовольствием, но только в период самой отчаянной любви. Теперь уже не гладит. Буфетчице свои брюки доверить не могу, когда в них надо перед иностранцами разгуливать.