— Ну, ты почти права.

Приятные мысли прерывает голос. Определить его принадлежность к какому-либо гендеру мне не удалось. Отвечать не хотелось, хотелось продолжить нежиться в тишине.

— Будет у тебя еще время понежиться. А сейчас открывай глазки, соня, — мягко пожурил голос, после чего я действительно открыла глаза.

Передо мной в воздухе, посреди вселенной, что разворачивалась планетами, звездами и туманностями вокруг, зависло странное нечто. Без лица, лишь какие-то привычные очертания: туловище, две руки, две ноги, голова. Непонятный персонаж был неприятен на вид, да и не вызывал доверия. Скорее отталкивал, как и его пугающе-нежный голос, исходящий непонятно откуда, ибо рта у нечто не было.

— А вот это было неприятно, — кажется, чудовище оскорбилось. И, кажется, оно читает мои мысли.

"Ну и страхолюдина." — Я пыталась не думать в подобном ключе, но не преуспела. Язык за зубами гораздо проще держать, чем мысли.

— Впервые Красоту называют страхолюдиной, — нечто не обиделось, скорее удивилось и озадачилось. И да, говорить я не могла. Только думать. Пришлось задавать вопросы мысленно.

"Ты Красота? Всамделишная?"

— Именно. Самое прекрасное, что может быть на земле, — я услышала улыбку в голосе, но вот внешне с фигурой передо мной ничего не происходило. Она будто не двигалась вовсе.

"Я так понимаю, ты та Красота, которая внутренняя". — даже смешно стало от своей шутки.

— Каждый видит в силу своей красоты, — фигура раздосадовано вздохнула и опустила слегка голову. Чем вздыхала, не ясно.

"Да не важно. Интереснее то, какого черта меня в аду встречает Красота а не дьявол с отрядом чертей и вилами?"

— А ты хотела бы оказаться в аду?

"С ума сошла? Да кто хочет оказаться в аду?" — все-таки этот персонаж без кожи и одежды, состоящий из непонятно чего серого цвета с разными не анатомическими уродливыми наростами, впадинами и выпуклостями не походил на того, кто решает мою судьбу.

— Тогда почему ты заговорила об этом? — и фигура заинтересованно склонила голову набок. Как любопытный манекен, оплавившийся после пожара.

"А мне с моим родом деятельности только туда. Я не питаю ложных надежд на свой счет".

— Забавная, — снова мне послышалась улыбка, которой я не видела. — А у надежды есть на тебя свои планы.

И как только отзвучало последнее слово в непонятном космосе, в котором в принципе не может быть звуков, все завертелось и исчезло, оставляя темноту. Сперва ничего не появлялось, но постепенно где-то вдали начал появляться мягкий красноватый свет. Он разрастался, покрывался более яркими прожилками и становился более приглушенным. И вот я уже легко могу узнать картину перед собой. Солнце, проникающее сквозь закрытые веки так, что видно сосуды.

Во второй раз открыть глаза после окончательной смерти я не ожидала. Было уже не так неожиданно, и паника не спешила накрывать с головой, однако все равно было не по себе. В этот раз я лежала в какой-то хижине из прутьев и бревен. По крайней мере потолок надо мной был плетеным и выглядел не очень надежно. Когда я попыталась сесть, то у меня ничего не получилось. Начала шевелить головой, а она не слушалась. Поворачиваю влево, а она запрокидывается, вправо, уходит куда-то в диагональ. Полный разлад тела и разума. С ногами и руками та же история, полностью захвачены хаотичными движениями.

Вот теперь началась паника. Я даже заорала от отчаяния и безысходности, чтобы привлечь хоть какое-то внимание. Должен же был кто-то притащить меня в эту хижину, вот пусть и спасает. Страх от мысли, что меня парализовало из-за ран, отступил на второй план, когда вместо тонкого голосочка принцессы я услышала раздражающий плач младенца.

"Откуда в этом месте ребенок?" — первая мысль, а вторая: "Я еще и онемела?"

Тогда игнорируя очередной надвигающийся приступ паники, я снова закричала изо всех сил. Никакого женского ора, только зарыдал истерично младенец. И тут, наконец, прерывая мои путающиеся мысли кто-то вошел в хижину.

— Тише-тише, кроха, — надо мной появилось женское лицо. Сложно было определить черты, но я пыталась. Все, в чем преуспела, это слегка рыжеватые волосы. — Не кричи, а то нас обнаружат стражи. Мы же не хотим, чтобы тебя забрали.

"И какого черта эта ненормальная говорит это мне, заглядывая в глаза и строя рожицы?" — подумала я, а вышло:

— Агу-а-гы!

— О! Милашка. Хочешь кушать? — перед глазами замелькало что-то цилиндрическое из дерева и с трубочкой. — Это полезное козлиное молочко.

Господи, надеюсь, это не Филю обесчестили! Он же, вроде как, мальчиком был.

— Давай откроем ро-отик, — к губам приставили ту самую непонятную трубочку.

"Да эта особа окончательно свихнулась!"

— Не хмурься, кроха. Нужно покушать.

Она все-таки впихнула в меня эту штуковину и наклонила сосуд. Тут же во рту появился молочный вкус и растекся по языку.

"Убери от меня свои руки! Что это за дрянь?! Гадо… М-м-м, ничего так. Годненько."

— Сюрп-сюрп! — О боги! Неужели эти звуки издавала я.

— Все, малышка. Пока достаточно, а то разболиться животик, — и от меня забрали самодельную бутылочку.

"Отдай! Изверг! Вкусно же!"

— Через два часика повторим, — и рыжая улыбнулась мне, перед этим пощекотав за пятку.

И вот размер пятки, которую трогала женщина, не совпадал с размером взрослого человека. Это была крохотная сморщенная стопочка с малюсенькими пальчиками. И ручки, что отходили от моего тельца, оказались просто крохотными по сравнению с ладонями женщины, хозяйки жилища.

Окончательный вывод из всех моих наблюдений уже готов был сформироваться в крохотной лысой головке, но тело дало ответ первее. Тепло неожиданно начало растекаться по бедрам и в районе таза. Оно копилось, появилось ощущение сырости, а потом пришло облегчение и начало поддувать.

Ну что ж, Слава, поздравляю тебя! Ты только что замарала простынку как самый настоящий младенец.

— Ах, солнышко. Ты решила половить лягушат? — умилительным голоском произнесла хозяйка хижины.

"Черт! Женщина, так и скажи, что напрудила! От твоих сюсюканий только сильнее хочется зарыться в землю!"

Как вообще подобное могло произойти? Мне теперь расти заново?!

Один плюс бытия младенцем все же был, можно было проспать большую часть этого периода. Я решила видеть в ситуации только хорошее, ибо от криков и плача уже болела голова, а моя кормилица уже явно подумывала выбросить меня в окно. Еще одним неожиданным бонусом было то, что я росла во сне. И не просто росла, а по супер ускоренной программе. Проснулась я на следующее утро от того, что задыхалась в собственных пеленках. Ткань слишком сильно сдавила мое выросшее тельце. Ноги и руки неожиданно начали слушаться и помогли мне выпутаться из ловушки. А дальше я не просто оказалась свободной, я могла стоять самостоятельно на своих двоих. Одна из пеленок тут же была кое-как обернута вокруг бедер, все же мозги были взрослыми, и уже в более приличном виде я направилась к кровати Кио, так назвал мою спасительницу кто-то за пределами дома.