Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саре даже не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать, как он занервничал.
– Почему вы же вы не покрасили стены?
– Когда-нибудь этим займемся. Как я уже сказал, почти весь сектор C пустует, а у меня не хватает персонала, чтобы навести тут порядок. У нас пока другие приоритеты.
– Он умер здесь?
– Что?..
Сара, покосившись на офицера Нильсена, удостоверилась, что гигант не зевает и готов задержать директора, если тот попытается удрать.
– Я знаю, что пациента Четыре-Восемь-Восемь держали в этой палате. Почему вы хотели нас убедить, что он умер в секторе A?
– Да что вы несете?! – вспылил директор. – Четыре-Восемь-Восемь действительно жил здесь, но два дня назад мы перевели его в сектор A, поскольку пришли к выводу, что он больше не опасен.
– Куда Янгера и Четыре-Восемь-Восемь отводили по ночам? Что вы с ними делали?
Директор остолбенело уставился на нее:
– О чем вы говорите?
– Отчего на самом деле умер старик, у которого, как вы утверждаете, случился инфаркт? Зачем вы перенесли тело в другую палату? Хотели скрыть эти рисунки? Почему?
– Так, послушайте, инспектор, раз уж вы решили дать волю своему воображению, начиная с этой минуты я буду отвечать на вопросы о покойном пациенте только в присутствии адвоката.
Сару это заявление не удивило.
Она вышла из палаты, сделав офицеру Нильсену и директору знак следовать за ней, и остановилась у двери с табличкой «C27».
– Почему вы поместили Янгера в этот сектор, господин Грунд? Потому что здесь охрана надежнее или есть другая причина?
Профессор раздраженно фыркнул:
– Какие еще причины вам нужны? Позвольте напомнить, что Эрнест Янгер изнасиловал и замучил десяток женщин в машине скорой помощи несколько лет назад. Страдания каждой из них перед смертью длились пять дней. Так что да, он в этом секторе, потому что здесь охрана надежнее. И других причин нет. К чему вы клоните?
– Когда он должен проснуться?
– Не знаю… Часа через три-четыре. А что?
Сара не ответила, с удовлетворением наблюдая, как в поведении и выражении лица директора все отчетливее проступает страх.
– Послушайте, как бы там ни было, я должен вас предупредить, что Янгер все еще очень агрессивен, несмотря на лечение. Зачем он вам понадобился?
– Он знал пациента Четыре-Восемь-Восемь и мог видеть или слышать то, что поможет нам прояснить обстоятельства смерти. Кроме того, у Янгера, в отличие от вас, нет причин меня обманывать. Открывайте дверь.
Коренастый санитар с массивной шеей и оттопыренными ушами вышел из палаты Эрнеста Янгера, вытирая пот со лба.
– Пациент проснулся. Смирительная рубашка надета, – доложил он и шумно перевел дух.
Ханс Грунд шагнул к Саре:
– Инспектор Геринген, Янгер не впадает в буйство только потому, что ему колют успокоительное и он уже несколько лет не видел женщин. Не провоцируйте его. И позвольте мне вмешаться, если я замечу, что он начинает терять контроль.
– Офицер Нильсен, проводите господина директора в его кабинет и оставайтесь с ним до моего возвращения. – Сара взялась за дверную ручку. – Я не хочу, чтобы он был здесь.
– Простите, вы серьезно? – Грунд схватил ее за локоть, но, получив в ответ пристальный, тяжелый взгляд, тотчас отдернул руку и попятился.
Сара, еще раз смерив его взглядом, вошла в палату и чуть не задохнулась от острого запаха пота, смешанного с парами эфира. Пациент по имени Эрнест Янгер неподвижно лежал на койке в позе эмбриона спиной к посетительнице. Длинные, обернутые вокруг корпуса рукава смирительной рубашки были завязаны на животе.
– Привет, Эрнест.
Пациент медленно повернулся на голос, и она снова увидела лицо, которое так потрясло ее при первой встрече. Чудовище обладало задорной мальчишеской внешностью – нежная розовая кожа, золотистые кудри, округлые щечки. Почти ангел.
Он смотрел на Сару и улыбался, демонстрируя щель между передними зубами, придававшую ему совсем уж невинный и простодушный вид. Янгер был похож на деревенского парня, который всю жизнь провел на свежем воздухе и не боится разрушительного действия времени.
Сара опустилась на привинченный к полу стул за низким столиком в двух метрах от койки и закинула ногу на ногу.
Янгер не отрывал от нее взгляда. Вначале Сара увидела в его глазах привычный мужской интерес – на нее так смотрели многие. Но через секунду он перестал сдерживаться, и глаза полыхнули хищной похотью.
Янгер, неуклюже приподнявшись, сел на краю койки, покусывая нижнюю губу.
– Эрнест, вы знакомы с пациентом из палаты C32?
Он задумчиво уставился в потолок, будто припоминая.
– Инспектор Геринген… До чего ж непредсказуема жизнь! Вы и представить не можете, какое удовольствие доставили мне своим неожиданным визитом!
Сара прекрасно понимала, что может означать слово «удовольствие» в устах этого извращенца.
– Я здесь не по вашу душу, Эрнест.
– Да что вы? Какая жалость, а я уж думал, посидим, с наслаждением вспомним наше общее прошлое, – промурлыкал Янгер, откровенно раздевая ее взглядом.
Несмотря на весь свой опыт, Сара поморщилась от отвращения – то, что сейчас делал Янгер, на ее профессиональном языке называлось «визуальным изнасилованием».
– Я пришла поговорить о пациенте, которого здесь называли Четыре-Восемь-Восемь. Вы его знали?
– Четыре-Восемь-Восемь? О да, еще бы… А почему вы говорите о нем в прошедшем времени? – жизнерадостно поинтересовался Янгер.
– Он умер, – сказала Сара. – Вы были друзьями?
– Умер? Ну надо же! А что с ним случилось?
– Пока неизвестно. Но вы могли бы нам помочь. Вы хорошо его знали?
– Мы были добрыми приятелями, хотя за четыре года он не сказал мне ни слова.
– Четыре-Восемь-Восемь был здесь этой ночью?
– Да. И как всегда, кричал. Своим особенным криком, жутким таким… Реально жутким. Вам ли не знать, что уж я-то к крикам привычный, всяких наслушался. Но поверьте, оттого, как вопил этот старик, даже меня до печенок холод пробирал.
– Он кричал каждую ночь? Вы знаете почему?
– Может, и знаю. – На этот раз в улыбке Янгера не было ничего невинного, но в следующую секунду его лицо снова стало по-мальчишески обаятельным.
– Господин Янгер, – жестко сказала Сара, – что вам известно о пациенте Четыре-Восемь-Восемь?
– Вы, наверное, желаете знать, кто его убил?
– Убил? Вы считаете, это было убийство?
– Хочешь меня расколоть, сука легавая?! – вдруг заорал Янгер.