— Понимаю. Вас держали там несколько часов, допрашивали… Я примчался через три часа, гнал вовсю, повторял себе: не может быть, не верю, этого просто не может быть! Вы все были такие растерянные, перепуганные, друг на дружку не смотрите, полно оперов, всюду ходят… Чудовищная нелепость! Насколько же мы все зависим от случая и как мало значим с нашими планами, самоуверенностью, высокомерием. Жалкие создания, от которых ничего не зависит. Я помню, как мы были счастливы с Витой! Когда мы познакомились, она работала учительницей музыки, была такая скромная, страшно стеснялась. Мы много говорили… обо всем: литература, кино, музыка, в которой я профан; она играла на пианино, пела… У нее был «маленький» голос, теплый, необычного тембра, чуть вибрирующий… как будто дрожащий, я любил ее слушать. Я не знаю, когда все пошло вкривь и вкось. Она решила, что будет певицей, записала диск, разослала каким-то жуликам-продюсерам, которые наобещали с три короба — славу, признание, — стала раздражительной, обливала грязью нашу местную диву Стеллу Онищенко, у которой, оказывается, ни слуха, ни голоса, а вся карьера через постель. Растратила кучу денег. Я пытался урезонить, куда там! Стелла — враг номер один, с ней просыпалась, с ней засыпала. Ты ее защищаешь? Может, у тебя с ней шашни, может, она и с тобой, эта дрянь, потаскуха, уродка! Я хотел ребенка… какой ребенок? О чем ты? А карьера великой певицы, а слава? Говорить стало не о чем. Певица не состоялась, пришли злоба и разочарование, и появились любовники. Все разговоры сводились к деньгам… деньги, деньги, деньги! Она словно мстила мне за что-то. Я не идеальный муж, я пошел по линии наименьшего сопротивления. Слава богу, у меня была моя работа. Я старался меньше бывать дома, вот и в ее день рождения…

Он замолчал. Ида тоже молчала.

— Извини, что я так… расклеился, сам не ожидал. Ни с кем никогда не говорил о своей семейной жизни. Извини. Ненавижу нытиков. Мне всегда казалось, что между нами искра… маленькая такая искорка. Я могу сказать тебе… почти все.

Ида кивнула, не поднимая глаз.

— Ты устала? Отвезти тебя? — спросил Шепель после паузы.

— Не нужно, Андрюша. Просто вызови такси. Мне пора принимать лекарство, после него нужно полежать. Рада была тебя видеть, звони, не пропадай. Я как-то подрастеряла друзей в последнее время, тут и проблемы со здоровьем, и… то, что случилось летом. Никто никого не хочет видеть, мы как будто стали бояться друг друга… Почему, не знаешь?

— Думаешь, мы подозреваем друг друга? Кто-то что-то знает?

Ида пожала плечами и улыбнулась. Она еще больше побледнела, поникла и выглядела уставшей; под глазами наметились густая синева. Андрей подумал, что она похожа на больного ангела.

— Я позвоню тебе, девочка, — сказал Шепель, снова накрывая рукой ее руку. — Пообедаем вместе, не против? Поговорим о золотых рыбках.

Ида кивнула.

…Он усадил ее в такси, сунул водителю несколько бумажек. Стоял и смотрел вслед, пока машина не скрылась за поворотом. Потом вернулся в кафе, спросил еще кофе. Сидел, неторопливо отпивал и перебирал в памяти их разговор, разглядывая неподвижных золотых рыб в бассейне. Пытался вспомнить что-то сказанное Идой, какие-то оброненные вскользь слова или слово, истолковать и расставить по полочкам…

…Вечером за ужином Ида вспомнила:

— Толя, я сегодня видела Андрея Шепеля. Мы даже пили кофе в мегацентре.

— Андрея? — рассеянно отозвался муж, не выказывая особого интереса. — Как он? Как следствие? Нашли убийцу?

— Не нашли. Он говорит, время от времени позванивает следователю, спрашивает, но они ничего не знают. Я думаю, никого не найдут. Если до сих пор не нашли…

— Андрей в любом случае выйдет сухим из воды. Порода такая.

— Он тебе не нравится? — спросила Ида.

— Он мне безразличен. Надутый высокомерный тип… мы вели как-то одно дело, он нечестно играет. Прет, как бульдозер.

— Ты же говорил, что хочешь предложить ему совместный бизнес…

— Игорь отговорил, узнал кое-что о нем и отговорил. Он жесткий и неприятный тип, я думаю, Вита была с ним несчастна. — Игорь Костин был компаньоном Крамера.

«Жаловалась?» — чуть не слетело с языка Иды, но в последний момент она удержалась.

— Он к тебе приставал? — шутливо спросил Анатолий.

— Ко мне? — Ида рассмеялась. — Конечно! Приглашал поужинать в Английском клубе.

— А ты что?

— Обещала подумать. Сказала, спрошу мужа.

— Смотри у меня, — сказал Анатолий. — А то придется вызывать его на дуэль.

Монах с торбой из «Магнолии» и Леша Добродеев переступили порог театра. Навстречу им уже спешил Виталий Вербицкий в черном фраке с бабочкой, похожий на директора дома ритуальных услуг. Лицо его было мрачным. Он троекратно облобызался с Лешей Добродеевым, протянул руку Монаху, которого помнил по печальной премьере, и сказал:

— Спасибо, что пришли, ребята! Наши все в Малом зале.

Они вошли в Малый зал. Гомон стих, все с любопытством уставились на Монаха. Артистов было человек сорок, они занимали первые ряды. Горели неяркие боковые бра, создавая эффект грота; было холодно и пахло кладовкой.

— Господа, позвольте представить нашего гостя, Монахова Олега Христофоровича, экстрасенса, целителя, парапсихолога и путешественника.

По залу пробежал шумок; народ привстал, чтобы рассмотреть Монаха.

— Экстрасенса и парапсихолога! — с нажимом повторил Вербицкий. — Лешу Добродеева, известного всем журналиста и старинного друга Молодежного, я думаю, можно не представлять, в нашем городе Лешу знает каждая собака.

Раздались жидкие аплодисменты; кто-то фыркнул. Добродеев поклонился, прижав руки к сердцу.

— Будет допрос третьей степени? — брякнул мужчина с бородой, сидевший на первом ряду. — Пара-психологическое давление на свидетелей?

Артисты захихикали.

— Арик, заткнись! — зашипел сосед мужчины с бородой, тощий парень в зеленом свитере.

— Ребята, ведите себя прилично! — одернула их хорошенькая девушка в норковой шубке, накинутой на плечи.

— Ляля Бо! — шепнул Добродеев на ухо Монаху, расплываясь в улыбке. — Инженю!

— Объясняю еще раз! — повысил голос Вербицкий. — Господин Монахов проведет…

— …сеанс одновременной игры в великого детектива Ниро Вульфа! — заявил неугомонный с бородой.

Артисты снова захихикали. Виталий Вербицкий поднял руку, призывая к порядку.

— Позвольте мне, — сказал Монах, выступая вперед.

Он уселся на край сцены напротив аудитории, поставил рядом торбу из «Магнолии».

— А что у вас в сумочке? — спросил тощий в зеленом свитере. — Орудия пытки?

— Сейчас расскажу, — сказал благодушно Монах.