– К вам какой-то иностранец, – сообщила по телефону Нина Валентиновна слегка дрожащим голосом.

При каждом разговоре с академиком она все еще невольно вспоминала тот ужас, что приключился с ней в день испытаний в кондитерской «Север». – Говорит, что инженер откуда-то из Европы. С ним женщина и ребенок.

– Не знаю, Нина Валентиновна, – неуверенно пробормотал Перепелкин в ответ. – Меня же с сегодняшнего дня отстранили от работы в комитете по науке. Поэтому, боюсь, ничем не смогу им помочь. Я тут теперь пустое место!

Но, к его удивлению, секретарь не положила трубку.

– Они сразу мне сказали, что их не интересует ваша должность. Им хотелось бы поговорить исключительно по поводу вашей… бррр… ус… установки!

По поводу установки?! Академик Перепелкин так и подпрыгнул на месте! Неужели про его изобретение узнали за границей? И готовы предложить выгодное сотрудничество? Хотя… Тут совсем другая мысль закралась академику в голову – что, если его устройством заинтересовались иностранные разведки? И этот самый иностранец-инженер явился сюда, чтобы выкрасть его чертежи?!

Обдумать как следует меры предосторожности академик не успел. Со зловещим скрипом распахнулась дверь, и на пороге появилась странная троица – безукоризненно одетый страшно худой старик с длинной острой бородкой, женщина неотразимой, но поразительно холодной красоты и мальчик лет тринадцати с печальным, как у сироты, лицом. Все трое смотрели прямо в глаза академику Перепелкину, будто пытались его загипнотизировать.

«Шпионы, – с ужасом подумал академик, приподнимаясь с места и безуспешно пытаясь добродушно улыбнуться. – Точно шпионы!»

Не говоря ни слова, гости расселись на стульях полукругом вокруг его стола, и тут академику Перепелкину стало совсем нехорошо.

«Сейчас достанут пистолеты, – дрожа от страха судорожно размышлял он. – А потом скажут: чертежи или жизнь!»

Но старик с бородкой, порывшись во внутреннем кармане своего бархатного фиолетового пиджака, вытащил оттуда вместо пистолета громадную, размером с ладонь, визитную карточку.

– Гаспадииин Пирепьолкин, пазволите немного представляться! – сказал он с сильным акцентом, что немного успокоило академика, ведь шпионы, по его глубокому убеждению, должны были разговаривать исключительно на чистом русском языке.

На карточке затейливыми, под старину, буквами было напечатано:

«Доктор Бутадеус, инженер, изобретатель, бизнесмен».

– Очень приятно, господин Бу…Бутадеус, – запнувшись сказал академик, садясь обратно на свое место. – Чем обязан вашему замечательному визиту? Только позвольте вас предупредить еще раз – я, так сказать, уже не в должности… Я уже просто ученый…

Визитер, кажется, только и ждал этого:

– О, гаспадин Пирипьолкин! – закричал он так, словно они находились на шумной улице посередине потока машин, а вовсе не в кабинете с закрытыми окнами и дверью. – Вы не просто ученый, каких вокруг бегает много, как таракан в русский гостиница! Вы гениальный ученый! Почти алхимик! Ваш изобретений производить реальный сенсаций во все передовой страны! Вы перевернули весь мировой наук!

Если вам когда-нибудь приходилось общаться с учеными, писателями или художниками, то вы наверняка знаете: похвалить открытие, книгу или картину – самый верный способ заполучить эту публику себе в друзья. Услышав «вы перевернули мировой наук», академик Перепелкин тут же растаял, как кусок сливочного масла на сковородке, и даже слегка прослезился.

– Неужели? – смущенно пробормотал он, счастливо улыбаясь, как ребенок. – Неужели в Европе слышали про открытый мною принцип выброса элементарных частиц в атмосферу? Про установку по разгону облаков, которую я собрал?

Иностранец упрямо помотал головой:

– Не только в Европа! Весь мировой наук перевернулся в своем гробу от ваш великий открытий! То есть перевернулся с ног на голова! Извините, я плохо владеть русский пословица и поговорка…

Но академику Перепелкину было все равно, насколько хорошо иностранец в фиолетовом костюме владеет русским. Да и вообще, по большому счету, его уже не волновало, зачем тот сюда пришел. В глазах защипало, и Перепелкин дрожащей рукой достал платок, чтобы вытереть предательские слезы. Вот он, момент признания человечеством! Вот ради чего он жил, изобретал, собирал свою чудо-машину!

Но иностранец, видимо, преследовал иную цель, нежели растрогать академика Перепелкина.

– С большой возмущений мы прочитать этот ужасный, гадкий статья в газете! – Тут Бутадеус извлек непонятно откуда сегодняшний номер «Санкт-Петербургских вестей», швырнул его на пол и, по-прежнему сидя на стуле, принялся яростно топтать газету ногами. – Что джурналист понимать в настоящий открытий, который перевернуть в гробу мировой наук! А академик Королькофф есть просто шулер и проходимец!

Женщина с холодным лицом и мальчик с печальными глазами (видимо, поздний отпрыск, подумал академик Перепелкин, молодость наверняка была отдана служению науке) оба со страхом посмотрели на «инженера, изобретателя, бизнесмена». Даже самому академику Перепелкину, все еще смаковавшему слова гостя, показалось, что это, пожалуй, уже слишком:

– Ну что вы, что вы, господин инженер! У каждого своя работа. Мы придумываем и испытываем, а журналисты пишут про наши удачи или неудачи. Они же не будут разбираться в разного рода тонкостях… Им сложно понять, что гениальное открытие требует множества экспериментов. Возможно, мне не хватило всего лишь одного-единственного испытания!

Кажется, иностранец только и ждал этих слов.

– Вот-вот, новий испытаний! – буквально взвился он на месте, для убедительности вдобавок громко хлопнув в ладоши. – Я думать так же, как и вы, гаспадин Пирипьолкин! Если включить ваш устройств на полный мощность, тогда мы показать весь мировой наук, что это есть сенсаций! Все облака улетят далеко-далеко и очень долго сюда не вернутся!

Академик Перепелкин сначала было расплылся в счастливой улыбке, но затем, вдруг что-то вспомнив, тут же снова помрачнел.

– Это никак невозможно, господин Бутадеус. Мэр Денежкин запретил всякие дальнейшие испытания устройства. Более того, по его жестокому приказу через несколько дней установка должна быть э…э…э разобрана. Дело в том, что в мэрии опасаются, как бы так сказать… Вообще-то, я искренне не понимаю, чего они там опасаются! Знаете, темные люди всегда боялись новых открытий. Как бы чего такого не вышло. А в итоге страдает не только наука! Страдает все человечество!

На лице иностранного инженера появилось такое выражение, какое бывает у фокусника, собирающегося достать из вроде бы пустого цилиндра сразу штук двадцать кроликов.