— Рад слышать, — Инэй чуть склонил голову в знак примирения и сделал знак рукой свите, чтобы следовали к Зеркалу.

— Удачи, зу Ситэрра, — едва слышно шепнул на прощание Трент Вилкоэ и снова, будто невзначай, коснулся ладони Мари. В голове оглушительно ударил молот, а по телу разлился жар, что впору в ледяную воду кидаться, дабы дым из ушей не повалил.

Зеркальный коридор прошли в гробовом молчании. Лишь при выходе в белый зал у Рейма развязался не дожеванный язык.

— Не много ли на себя берет Веста? У нее ведь фактически нет прав!

— В отсутствии Эллы она представляет Весенний Дворец, — небрежно отозвался Инэй. — Насколько я понял, Ее Величество не любит похороны. Или (во что я верю более охотно), побаивается остальные Королевские семьи, поэтому и не покидает стены Замка.

— Кстати, на твоем месте, Рейм, я бы более учтиво относился к представительнице Королевского клана, — попенял зарвавшемуся стихийнику Иллара. — Веста — Флорана по крови, а не только по статусу. В отличие от Эллы.

— Грэм, не думаю, что Ее Высочество нуждается в защитнике, — довольно грубо поставил точку в споре Инэй. — Тем более из чужого Дворца.

Рейм расплылся в довольной улыбке. Грэм поморщился, но ничего не ответил.

Когда Мари с облегчением решила, что пытка от пребывания в Королевской свите со окончена, навстречу процессии выбежала взволнованная Уна Эрнэ.

— Ваше Величество! Зу Норда! Такая неприятность! — запричитала она, заламывая руки и попеременно заглядывая в глаза то Кире, то ее матери.

— В чем дело, Уна? — спросила Рида Норда, сделав правильный вывод, что упомянутая неприятность касается ее семьи.

— Голубь, зу Норда! Ваш голубь! То есть, вашей дочери — Киры. Тот, которого вы вчера передали для выставки! Его кто-то заморозил!

— Мой голубь? Вчера? — удивилась Кира, впервые на памяти Мари открыв рот. У нее оказался очень глубокий грудной голос, не слишком сочетающийся с полудетской кроткой внешностью. — Но мой Иртис утром был дома. Мама, я не понимаю?

— Разумеется, Иртис дома. Я бы не стала рисковать твоей птицей, милая, ради какой-то глупой выставки, — раздраженно пояснила Рида, беря ненаглядную дочку под руку.

Мари едва удержалась от смешка. Супруга Рейма зря столь неосмотрительно отзывалась о выставке. Ее приказал организовать сам Инэй. В честь предстоящего визита во Дворец Королевы Весны. Ее пригласили в гости в первый день Лета, когда она снимет бремя сезонной правительницы. Элла еще ни разу не садилась за стол переговоров с коллегами, и Дората решил стать первым, кто добьется от нее деловой встречи. Ведь отказаться от официального приглашения в соседний Дворец Королева не могла. Разумеется, кроме переговоров, планировалось устроить и ряд развлекательных мероприятий. В том числе и голубиную выставку. Держать этих птиц вдруг стало невероятно модно. Причем, во всех Замках. А у Эллы, по слухам, была личная голубятня.

— Тогда откуда взялась несчастная птица? — грустно осведомилась Кира.

— Я отдала им голубя Дайры, — рассеянно отозвалась Рида, пытаясь увести дочь домой.

— Как моего? — ахнула Норди, останавливаясь. — Ты отдала Бьянку?! Подождите! — девушка повернулась к Уне Эрнэ. — Что значит голубя заморозили?!

— То и значит, — устало отмахнулась секретарша. Узнав, что птица не являлась собственностью будущей Королевы, она перестала паниковать. — Кто-то проник в зал и попытался убить голубя. Выбрал именно этого. Остальных не тронул.

— Убил?! — Дайра в порыве чувств резко потянула плащ и тот, издав нехороший треск, приземлился на пол, не хуже чем у Дронана целую вечность назад.

— Почти. Видно у вредителя опыта смертоубийства нет. Но птица в тяжелом состоянии. Ее отдали Хорту. Он говорит, вряд ли голубь поправится.

— Мама! Папа! — вскричала Дайра, видя, что родители, как ни в чем не бывало, продолжают двигаться к выходу из Зеркального зала.

— Не кричи! — грозно обернулась на дочь Рида. — Подумаешь, птица! Новую заведешь.

— Я загляну к Хорту, — быстро шепнул Грэм. Тихо, чтобы никто кроме Дайры и стоящих рядом Дронана и Мари не слышал. — Иди домой, Норди. Давай же!

Весь вечер Ситэрра не могла отделаться от мысли о случившемся за день. И пока мыла посуду, и пока заранее готовила завтрак, что утром не вставать ни свет, ни заря. Больше всего вопросов вызывал именно инцидент с птицей. Зачем кому-то понадобилось убивать ее? Хотели позлить Киру? Или о чем-то предупредить? Ведь напали, считая, что голубь принадлежит ей.

Эти вопросы Мари задала и Грэму, зашедшему к ней за несколько минут до полуночи, напугав до смерти. Еще бы, ведь в последний раз причиной ночного визита стало покушение на жизнь наследника. Сегодня учитель явился из-за Весты. Предупредить Мари, чтобы в любой момент была готова к переходу и постоянно носила с собой две вещи: особенное зеркальце и…

— Пояс Стихий! — задохнулась Ситэрра, увидев, что принес ей Грэм. — Но зачем?

— На всякий случай. Считаешь в прошлый раз он тебе не помог? — лукаво заметил он.

— Помог, — согласилась стихийница, думая о том, что данный факт все равно не обелил магическую вещь в ее глазах. Мари, по-прежнему, испытывала отвращения, вспоминания, что пояс соткан из живых волос.

— Я бы советовал тебе поменьше задаваться вопросами — кто да почему, — устало попенял напоследок Грэм. — Это не твоя забота.

— Вы говорили с Хортом? — крикнула Мари, когда учитель уже переступал порог.

— Да. У птицы нет шансов.

Только ложась в постель, девушка вспомнила, что из-за плутания по тайному этажу, не смогла встретиться с Ноем. Наверняка, сын Лета разыскивал ее среди Зимних гостей. Рука потянулась к зеркальцу, оказавшемуся, как и следовало ожидать, теплым. Разумеется, Ури успел оставить сообщение.

— Надеюсь, ты в порядке, — взволнованно заговорила круглое лицо, едва Мари подула на зеркальную поверхность и трижды по ней постучала. — Все только и говорят о вашем приключении. Орса — идиоты! Держать в Замке волков! Это надо было додуматься!

Голос друга успокаивал и убаюкивал. Ситэрра могла бы поклясться, что и ночью ей явится Ной, чтобы снова выразить обеспокоенность судьбой подруги. И ошиблась. Приснился Трент Вилкоэ, ведущий ее за руку. Мари не знала, где закончится путь, но это мало волновало. Она покорно шла рядом с рыжеволосым юношей и улыбалась во сне.

День начался с невероятных новостей. Мари вышла на кухню, болезненно щурясь на яркий солнечный свет, рекой льющийся в высокие окна. Глаза щипало, будто в них попало едкое мыло. А еще неимоверно хотелось пить. Пытаясь утолить жажду из графина, Ситэрра не сразу расшифровала охи и ахи сироток. Услышала слово "голубь" и решила, девицы сплетничают о заморозке несчастной птицы. Но оказалось — речь не о том.