в национализме, о котором речь пойдет в следующей главе. Но они имеют и неоценимую положительную сторону, обеспечивая эволюцию от эгоизма homo economicus к человеку, мотивом действий которого является соблюдение обязательств, который воспринимает себя как часть некоего «мы», и к сообществу, в котором люди относятся друг к другу не со страхом или безразличием, а заранее предполагая взаимное уважение. Мир, состоящий из одних лишь homo economicus, не может быть тем образцово функциональным раем, для наступления которого, согласно простеньким экономическим учебникам, не нужно ничего, кроме эгоизма. Их авторы принимают общество, в котором люди уже выработали и соблюдают правила совместной жизни, как некую данность. Они как бы начинают свой вводный курс по экономике с того места, которым заканчивают углубленные курсы по социальной психологии и политическим наукам. С некоторым опозданием это начинают понимать и экономисты: пионерами в этом отношении стали Джордж Акерлоф и его соавтор Рэйчел Крэнтон[49]. Догоняя другие науки и устраняя свои пробелы, экономическая наука тоже начинает высказывать некоторые ценные идеи.

Одна из таких новых идей, имеющая чрезвычайно важные следствия, касается эволюции этических норм. Она была высказана Тимом Бесли, который активно использует достижения биологии. Бесли пришел к выводу о том, что нормы, подобно генам, передаются от родителей детям[50], хотя процесс в этом случае протекает совсем иначе, чем с генами. Исходным пунктом рассуждений Бесли служит некое воображаемое общество, где одни люди придерживаются одной нормы, а другие — другой. Хотя при выборе брачных партнеров люди, как правило, тяготеют к тем, кто разделяет их нормы, Амур часто вмешивается в человеческие дела, и иногда дети воспитываются родителями, которые придерживаются разных норм. Чьи нормы они воспримут? Тим Бесли предполагает, что имеет место довольно несложный процесс, в ходе которого дети тасуют и примеряют к себе разные идеи, стремясь снизить уровень эмоционального стресса, связанного с рассогласованностью норм, и чаще перенимают идеи более позитивного из родителей. Что же касается того, какой из родителей будет настроен позитивнее, то при политической системе, в которой вопросы решаются волей большинства, это будет тот из них, чьи идеи имеют более широкое признание[51]. Отсюда следуют два примечательных вывода.

В ситуации естественного отбора птицы, обитающие на острове с белыми скалами, постепенно приобретут белую окраску, какого бы цвета ни было их оперение, когда они появились на этих скалах впервые. Организм меняется, приспосабливаясь к среде своего обитания. Но нормы людских сообществ, даже если они находятся в идентичных внешних условиях и даже если их исходные различия минимальны, могут постепенно разойтись очень сильно. Среда обитания людей — это их популяция, и со временем люди меняются по линии приспособления друг к другу[52]. То, с чего человеческое сообщество начинает свое развитие, определяет то, во что оно разовьется, но стартовые различия между разными сообществами сильно увеличиваются. Это явно согласуется с реальной картиной, которую мы наблюдаем в мире: в разных обществах господствуют очень разные нормы, причем в каждом из них устойчиво воспроизводится своя система норм. Но гораздо поразительнее второй вывод. В мире естественного отбора популяция особей в конце концов вырабатывает признаки, оптимальные для среды ее обитания. Птицам, живущим на белых скалах, выгоднее быть белыми. Однако применительно к человеческим нормам это совершенно не так. Нормы могут в конце концов стать очень плохими для всех, но оставаться при этом «хорошими» для каждого в отдельности, когда им следуют все остальные члены группы. Чтобы показать, как странно это выглядит в сравнении с ситуацией естественного отбора, вернемся к нашему примеру: это все равно как если бы все птицы постепенно стали синими (даже если на фоне белых скал синие птицы гораздо заметнее для хищников), потому что большинство птиц были синими изначально[53]. Из сочетания двух этих выводов следует, что в человеческом сообществе вполне может сложиться устойчивая конфигурация норм, которая тем не менее не является для него адекватной. Ее устойчивость (то есть то, что она больше не меняется) обусловлена только тем, что каждый индивидуум находится в плену норм, разделяемых остальными.

Отсюда вытекает еще одно чрезвычайно важное следствие: консервативная политическая философия не может быть полностью верной. Консервативные философы чтут сложившиеся общественные установления как воплощение мудрости и опыта, однако такие установления могут иметь в своей основе формализованные нормы, которые в высшей степени неадекватны. И все же это не оправдывает идеи верховенства разума: мотивированное обоснование может оборачиваться катастрофой.

Стратегическое использование норм в организациях

Последние несколько тысяч лет большинство людей уже не живут небольшими группами охотников-собирателей. Материальные условия современной жизни возможны лишь потому, что люди действуют совместно — большими организациями, позволяющими использовать преимущества масштаба и специализации.

В нашей жизни господствуют три типа организаций, каждый из которых лучше всего подходит для своей сферы жизни. Самая малая и самая первичная форма организации — это семья: 86% европейцев ведут общее хозяйство с другими людьми, и именно в семьях рождается большинство детей. Хотя семья считается нормой, некоторые идеологии относятся к ней с враждебностью. В социалистических кибуцах она полностью отменена; в коммунистической Румынии тысячи детей отнимали у родителей и воспитывали в коллективе. И марксисты сталинистского толка, и вожди фундаменталистских сект призывали детей отрекаться от своих родителей. Но и капитализм, как мы увидим ниже, сегодня тоже не создает для семьи благоприятных условий: во многих сегментах общества происходит распад семей. Тем не менее семьи не просто так остаются господствующей формой воспитания детей. Альтернативные способы воспитания детей нигде пока не оказались успешными.

В своей трудовой деятельности люди обычно организуются в компании: современный уровень производительности труда обязательно предполагает большой масштаб деятельности. В США формы групповой занятости охватывают 94% людей, в Великобритании — 86%[54]. Подобно тому, как одни идеологии враждебны семье, другие идеологии враждебны частному бизнесу. Романтики прежних эпох призывали вернуться к обществу ремесленников, крестьян и общин. Новые романтики полны энтузиазма по поводу новых электронных платформ, таких как Amazon, Airbnb, Uber и eBay, позволяющих людям совершать сделки непосредственно друг с другом. Но и Amazon и Uber уже сами стали очень крупными работодателями. В африканских странах большинство людей работают в одиночку, являясь ремесленниками или мелкими собственниками. Это имеет свои преимущества, но именно по этой причине их производительность остается низкой, и люди живут в условиях вопиющей бедности. Современные частные предприятия нужны не только нам, но и жителям африканских стран: не только материальное благосостояние, но и удовлетворенность людей своей жизнью на этом континенте является самой низкой в мире[55].