Примерно в 1000 году нашей эры народности под общим названием Туле вытеснили дорсетскую культуру, показав, что они лучше приспособились к арктическим условиям. Эти народности пересекли всю Северную Канаду, двигаясь с Аляски, а их потомки, нынешние аборигены Гренландии, называют себя инуитами («народ») и отвергают название «эскимосы» («поедатели сырой плоти»), в котором усматривают оскорбление.

До и после «скандинавской оккупации» различные группы представителей коренного населения занимали территорию вокруг поселения Л’Анс-о-Медоуз, но пока не найдено никаких археологических доказательств обитания здесь амероиндейцев на рубеже 1000 года. Вот почему археологи не в состоянии сказать наверняка, кого повстречали северяне. Скорее всего, они столкнулись с третьей группой коренных народов, так называемых древних беотуков, или древних инну. Беотуки населяли Ньюфаундленд, но вымерли в начале 1800-х годов; инну до сих пор обитают на побережье Лабрадора. Некоторые артефакты этих групп (двенадцатого и тринадцатого столетий) найдены в Л’Анс-о-Медоуз.

После 1500 года обитатели этого региона объединились в союз Вабанаки, куда входили микмак, пенобскот, малисит и пассамакодди. Вабанаки – слово из языка восточных алгонкинов со значением «люди из земель рассвета»; так характеризовали отдаленные восточные земли, над которыми первым вставало солнце. Союз Вабанаки использовал разные языки алгонкинской группы; в 1500-х годах торговые сети союза тянулись от Северного Лабрадора на юг до Мэна и на запад до Великих озер. Индейцы охотились на морских животных, прежде всего на тюленей, которые мигрировали каждый год с материковой части Канады на Ньюфаундленд. Союз торговал конкретными товарами – скажем, изделиями из популярного полупрозрачного силикатного сланца, который добывали в бухте Рамах на севере Лабрадора.

Многое из того, что нам известно о союзе Вабанаки, почерпнуто из более поздних описаний, в особенности благодаря французскому исследователю Жаку Картье (1491–1557), который прибыл в Квебек в июле 1534 года. Он узнал, что, держась побережья, возможно проплыть на лодке от реки Святого Лаврентия до бухты Шалер, а там, где слишком мелко, переносить каноэ на руках. Плодородие региона поразило Картье: «Земля вдоль южной стороны (бухты Шалер) богата и хороша, подлежит всяческому возделыванию и изобилует наилучшими полями и лугами, лучшего нельзя и пожелать; вдобавок она ровная, как поверхность пруда».

В ходе первой экспедиции к бухте Шалер Картье встретил две группы индейцев-микмаков в «сорока или пятидесяти каноэ». Не вызывает сомнений, что это были именно микмаки, ибо Картье записал некоторые фразы, ими произнесенные, и впоследствии в этих фразах опознали язык микмаков. Когда прибыла первая группа микмаков, «внезапно выскочило и высадилось большое число людей, каковые подняли сильный шум и настойчиво звали нас знаками сойти на берег, поднимая шкуры на палках». Пусть у Картье и его спутников сложилось впечатление, что туземцы дружелюбны, французы все-таки отказались выйти на сушу. Тогда микмаки стали их преследовать, и французы дважды выстрелили из пушки. Микмаки отстали, но продолжали идти следом, и тогда французы дали залп из мушкетов. Лишь после этого индейцы скрылись.

Микмаки вернулись на следующий день, «знаками показывая, что они приплыли торговать, и подняли на палках несколько шкур малой ценности из тех, каковые они сами носят на теле. Мы также замахали руками, объясняя, что не желаем им вреда, и отправили двух человек на берег с несколькими ножами и прочей железной утварью, а еще с красным колпаком для вождя». Как и скрелинги, встреченные северянами почти пятьсот лет назад, микмаки пришли в восторг от красной ткани. Но, в отличие от северян, французы были готовы обменивать металлические ножи, поскольку располагали более совершенным оружием, которое внушало уверенность на случай каких-либо конфликтов.

После вручения французских даров, писал Картье, микмаки «выслали на берег своих людей со шкурами в руках» и начался торг. Индейцы охотно и с нескрываемым удовольствием приобретали железные изделия и другие товары, то и дело пускались в пляс, устраивали всевозможные церемонии и поливали себе из рук на головы соленой водой. Они выменяли все, что имели при себе, и удалились нагими, без единого кусочка одежды, а на прощание дали знаками понять, что придут снова завтра с большим количеством шкур. Очевидные пересечения с «Сагой об Эйрике» – шум, палки, шкуры, обещание вернуться на следующий день – убедительно подтверждают достоверность исландских саг. Помимо того, налицо преемственность поведения между скрелингами 1000 года и микмаками 1534 года.

Аннет Колодны, профессор американской литературы и культуры в Университете штата Аризона, провела исследование, помнят ли о скандинавах современные амероиндейцы, живущие на северо-востоке Канады; она выяснила, что никакой памяти не сохранилось. Один из ее собеседников, Уэйн Ньюэлл, старейшина Пассамакодди, проживающий в индейской резервации штата Мэн, сказал Колодны, что «красный – это цвет духовного» для его народа и что упоминание о шуме, который якобы производили скрелинги, «заставляет его вспомнить самодельные флейты или свистки на веревке», он сам делал такие в детстве.

Согласно сагам, встреча с торговцами пушниной прошла мирно, однако Карлсефни чувствует, что скрелинги представляют угрозу, и велел построить деревянный частокол вокруг жилища викингов, чтобы защитить свою жену Гудрид и их маленького сына Снорри, первого ребенка, рожденного европейцами в Америке и названного в честь одного из ближайших сподвижников вождя. В начале второй зимовки отряда скрелинги захотели возобновить торговлю. Гудрид сидела с сыном в доме, и тут «на дверь упала тень, и вошла женщина в узком черном одеянии, небольшого роста… Лицо у нее было бледное, а глаза огромные, равных им не увидеть на человеческом лице».

Она спросила Гудрид: «Как тебя зовут?»

Та ответила: «Меня зовут Гудрид, а тебя?»

Незнакомка сказала: «И меня зовут Гудрид».

Этот разговор обретает смысл, если вспомнить, что люди, говорящие на разных языках, часто повторяют друг другу слова, сказанные собеседником. Потом местная дикарка таинственно исчезла.

Далее северяне убили нескольких скрелингов, воровавших оружие[24], а прочие индейцы разбежались. Карлсефни призвал своих людей готовиться к нападению, выказав поразительную прозорливость (напомню, что он – первопредок, в честь которого составлена сага).

Разумеется, спустя три недели скрелинги вернулись во множестве («казалось, течет поток») и не преминули напасть. На сей раз они громко вопили, махали палками против часовой стрелки и что-то швыряли. Вожаки северян, Карлсефни и Снорри, «увидели, что скрелинги подняли на шесте большой, величиной с овечий желудок, шар синего цвета, и он полетел в сторону берега на людей Карлсефни и страшно завыл, когда упал на землю». Перед нами явно баллиста, шкура с камнями запущена с деревянного устройства. В описании девятнадцатого столетия сообщается, что баллисты алгонкинов могли потопить корабль или каноэ: «Внезапно обрушиваясь на группу людей, эти снаряды сеяли ужас и смерть».