— Эх, Васил! — крикнул кто-то. — Твои именины и скотине в радость. Ты только погляди, Балан и Чивга как красуются!

А дней через десять дядя Митуш, самый пожилой среди работников, повздорил с Василом: тот поскупился, положил в похлебку мало костей, а дядя Митуш такого не прощал.

Дядя Митуш вышел из хлева и, увидев, что волы возвращаются с водопоя, пошел обратно: надо было развести их по стойлам.

В здешних краях о достатке хозяев судили по тому, сколько у кого плужных упряжек. Плугов в усадьбе было два, а волов — две дюжины, по шесть упряжек на плуг. Вот они идут с водопоя, целое стадо. Позади с длинным кнутом бредет погонщик Аго. Волы доходят до ворот и останавливаются: Аго куда-то запропастился. А они встали и стоят, как вкопанные, словно им хватило сил лишь на то, чтоб добрести до этого места. Глаза всех обращены в сторону хлева, откуда пахнет свежим сеном. Но как осилить последнюю сотню шагов? Прямо хоть бери да неси их на руках!..

Сама погода предрасполагает к лени. Ветра нет, не очень холодно, только на земле белеет изморозь. На востоке клубятся серые облака, в оранжевый просвет проглядывает солнце. Над полем стелется легкая дымка тумана.

Постояв перед воротами, несколько волов один за другим подходят поближе. Чуть поодаль, где кухарки ссыпают золу, два вола лениво, неохотно теснят друг друга, каждый делает вид, будто никак не может поддеть противника рогом. Один рябой вол жует и жует листок бумаги, словно ему жаль его выплюнуть. Другой подошел к плетню и трется лбом о кол. Тучный серый вол, протянув голову через плетень, смотрит на открытые ворота хлева, а когда в них появляется дядя Митуш, он перестает жевать жвачку и громко фыркает, будто нюхнул табаку. Но тот и не смотрит в его сторону.

Тут возвращается Аго. Увидев его, дядя Митуш сердито кричит:

— Где тебя носит? Иди помоги загнать волов в хлев.

Аго, конечно, шалопай, дядя Митуш не в меру строг, когда речь идет о работе, а к тому же он нынче не в ладах с Василом… Лет дяде Митуш у немало, он невысок ростом, коренаст, красное скуластое лицо обросло жидкой бородой, за эту бородку клинышком Васил в насмешку прозвал его козлом, однако все остальные работники уважительно величают старика дядей Митушем.

Слушая вполуха оправдания Аго, дядя Митуш отходит от хлева и, повернув голову к волам, кричит:

— Балан!

Волы не двигаются с места, одни продолжают спокойно жевать жвачку, другие, резвясь, стукаются рогами.

Дядя Митуш повторяет зов еще раз, а затем кричит в третий раз, уже громче:

— Балан!

Невесть откуда взявшийся Балан послушно идет в хлев. А дядя Митуш зовет:

— Чивга! Чивга!

Чивга поспешает за Баланом. Оба белые, круторогие. Их запрягали в бричку, когда возили Васила к колодцу в день его именин. Волы выступают гордо, степенно, царственно.

Дядя Митуш их поджидает и загоняет в хлев. Волы побаиваются кнута и прибавляют шагу. Колыхаясь крутыми боками, они трусцой вбегают в хлев и направляются к своим стойлам. И, не успев ткнуться мордами в пахучее сено, начинают жевать, а дяде Митушу с Аго остается только накинуть им на рога веревку.

Привязав волов, дядя Митуш опять выходит во двор и кричит:

— Текеш! Текеш!

Крупный вол с рыжеватой кудрявой шерстью на лбу (оттого его и кличут Текеш, что значит «рыжий») идет на зов, опасливо оглядываясь, как бы кто из собратьев по ошибке его не обогнал. Подстегиваемый Аго, он бежит прямо к своему стойлу.

Дядя Митуш тем временем продолжает выкрикивать клички волов. Настает черед и тех, что стояли недвижно, точно истуканы. Услышав свою кличку, один из волов трогается с места и идет к хлеву, а остальные продолжают дремать, дожидаясь своей очереди. Хмурое лицо дяди Митуша проясняется.

— Браво, голубчики! — восхищенно кричит он. — Потешили старика! А ты как думал? — поворачивается он к Аго. — Они у меня ученые, не хуже иных… что пооканчивали по три класса…

Дядя Митуш бросает камни в огород Васила, не упускавшего случая похвастаться, что он, кончил три класса.

Привязав последнего вола, дядя Митуш окинул своих любимцев довольным взглядом: волы дружно жевали сено. Уверившись, что все сделано как надо, он вместе с Аго вышел из хлева выкурить по цигарке.

Аго любит, когда его потчуют цигаркой, он жадно затягивается и тут же начинает кашлять, на глаза набегают слезы.

— А ты как думал, — продолжая начатый разговор, говорит дядя Митуш. — Я, сказать по правде, ставлю скотину превыше человека. Ты мне скажи, есть ли на свете животина покладистее вола. Пройди мимо: не укусит, не лягнет. Болтают, что волы бодливы. Пустое! Трудяги они, каких мало. Паши на нем, сколько влезет, — не заревет, не заартачится. Ноги подгибаются, а он знай тянет что есть мочи…

Аго хмыкнул.

— А уж до чего понятливые! Вот мы с тобой толкуем, а они, небось, все понимают.

— Ну да! — пробасил Аго и рассмеялся. — Понимают, как же!

Дядя Митуш глянул на него с сожалением.

— Дурачок ты! — сказал он. — Да, если хочешь знать, вол, он поумнее нас с тобой будет. Ему скажешь слово — он сам подставляет голову под ярмо.

Аго вновь недоверчиво хмыкнул.

— Зато попробуй поставить его на другое место в упряжке — ничего у тебя не выйдет. Головой замотает, дескать, не мое это место — и все тут. Всяк знает свое место.

Помолчав, дядя Митуш повел речь дальше:

— Ты вот смеешься, а я тебе скажу, что по мне вол умнее коня. Небось, приметил: во время пахоты Балан и Чивга, которые идут последними, перед самым плугом, не собьются ни вправо, ни влево, держатся борозды. Или та пара, какая идет впереди всех… Ты что ли ее перегоняешь в другую борозду, допахав старую? Нет, брат! Ты только покрикиваешь: «Соб!», «Сабе!», а уж они свое дело знают. Первая пара не зря головной считается, она водит. Пропахали борозду до конца, глядишь, поворачивают и опять по борозде пошли, как по струнке. Раз, два…

Аго бросил окурок и засмеялся.

— Смеешься по дурости, — задумчиво промолвил дядя Митуш и, тяжело вздохнув, продолжал: — У скотины, брат, тоже душа есть. В нашем селе жил когда-то один старик. Индже Стояном его звали. Я, правда, не помню его, от людей слыхивал… Так вот, скажу я тебе, заболел этот человек, на тот свет собрался. «Приведите, — говорит, — к порогу волов». Оперся одной рукой на плечо жены, другой — на плечо сына, кое-как доковылял до порога, а волы уже там стоят, его дожидаются.