– Я благодарю вас за столь эффектный прием, – повторил Иванов, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал.

– И я действительно рад, что вы прибыли. Моя интуиция (а я, знаете ли, очень интуитивен, да и владею сверхспособностями – меня даже приглашали в шоу «Битва экстрасенсов») подсказывает мне, что вы можете мне помочь!

У Иванова чуть не сорвалось с языка, что он даже себе помочь не может, тем более местному божеству. Но он решил промолчать, боясь обидеть Спаталихрона.

– Моя проблема, – заявил Спаталихрон, – вытекает из моего положения. Ведь ситуация у меня особая, уникальная, неповторимая и многозначительная. Вы, наверное, слышали, что я бог, и весь этот мир – мой мир? Но есть одна проблема: я единственное существо, способное тут жить. Конечно, были попытки: много раз разные существа пробовали тут поселиться, строили колонии, садили деревья, гадили и занимались другими, свойственными простым смертным делами. Все с моего соизволения, конечно. Но результата никакого, все тщетно! Точной причины не знаю, но, наверное, они просто не выдерживали моих мелких шалостей. Все инородное и чуждое не приживалось здесь. Что вы думаете об этом?

– Удивительно! – сказал Иванов.

– В самом деле, удивительно. Ни одно существо не может здесь выжить, только я и мои порождения, – подтвердил Спаталихрон. – Когда я это понял, то чуть не слег в больницу с сердечным приступом!

– Представляю, – сказал Иванов. – Я бы в запой до беспамятства ушел, приключись со мной такое!

– Я здесь с незапамятных времен, – продолжал Спаталихрон. – Веками я жил в образе амеб, червей, рыб. Но так не должно было длиться всегда, и я решил, что пора бы эволюционировать. И придумал эволюцию. И эволюционировал в то, что вы видите. Прошли миллиарды лет, пока я воплощал в жизнь свой удивительный план эволюции самого себя. Целые Галактики исчезали и появлялись, целые расы переживали все циклы своего существование и, достигнув вершины, уходили в небытие. И вот я стал тем, кем себя и задумал – совершенством во плоти.

С этими словами он размашистым жестом указал на себя, гордо держа бородатый подбородок.

– Это поразительно! – заметил Иванов.

– Наверное. Я не жалуюсь, мне лично нравилось. Но, сами понимаете, это не могло продолжаться бесконечно. Открыв эволюцию, я стал эволюционировать, меняя планету так, чтобы она приспособилась к этому процессу и к моим новым формам. Я принимал тысячи обликов, порой совершенно непохожих друг на друга. Я прожил множество жизней. Был и гуманоидом, и пресмыкающимся, и деревом, и тем, что вы и представить не можете! Но такой исключительный и уникальный бог, такая неоднозначная и интересная личность (я имею в виду себя, конечно) обречена на одиночество… И я взбунтовался против этого! Я вступил в человеческую фазу развития, которая длилась миллионы лет. Это, конечно, не лучшее, что было со мной, потому что такое недоразвитое существо как человек не может вызывать симпатии (извините, ничего личного!), но все же это – часть меня… Я воплотил себя в целые народы, позволял им бесноваться от патриотизма и ненавидеть соседа от неистовой любви к родине. Я позволял им воевать и казнить друг друга. Почти тогда же я постиг секс, искусство приготовления борща и искусство как таковое. Я разделился на самцов и самок, причем каждое существо было одновременно и самостоятельным, и частицей меня. Я был во всем, но все же каждая единица сущего обладала определенной самостоятельностью. Я плодился и размножался, воевал сам с собой, любил и ненавидел себя самого, был своим судьей и палачом, сжигал себя на кострах, верил в себя и был атеистом, болел и одновременно лечился… Естественно, не обошлось без того, что появилась религия – религия меня самого. Я молился сам себе. И в этом нет ничего удивительного, ведь я был и началом, и концом всех вещей. Поскольку я был чрезвычайно толерантен в те дни, я позволял даже себе самому молиться не себе, а другим богам, которые, конечно же, тоже были мной.

– Безусловно, вы делали все правило, и это было разумно с вашей стороны, – сказал Иванов понимающим тоном.

– Да, думаю я хорошо, в этом мне не откажешь, – сказал Спаталихрон, постучав пальцем по макушке. – Хотя могу быть и неразумным – ведь я всемогущий. Знаете, для меня все – едино: что добро, что зло, что белое, что черное. Как говорится у вас: и богу свечка, и сатане – кочерга. Я и бог, и сатана в одном. Я все, и я – ничего.

– Вы удивительны! – восхитился Иванов.

– Да-да, – Спаталихрон застенчиво улыбнулся. – Когда я сам в виде народа, созданного мной, поклонялся себе, это были чудесные времена! Знаете, одно время даже был фаллический культ, где я сам себя изображал в виде фаллоса, которому поклонялся…

– А почему бы вам не вернуть те прекрасные времена? – спросил Иванов.

– Потому что я вырос, – печально сказал Спаталихрон. – Откровенно говоря, в какой-то момент я понял, что мои творения, которые являлись мной, задурили мне голову. Сколько богословских диспутов я слышал, и как забавно было следить за этими самыми богословами, которые знали обо мне лучше, чем я сам. Но со временем вышло вот что: я понял, что я знаю о себе все, но при этом ничего! Чем уверенней мои богословы говорили обо мне и о моей природе, тем больше я не понимал, кто и что я такое. Я сам запутался в себе. В какой-то момент богословы до такой степени задурили мне голову, а верующие до такой степени достали меня своими бесконечными мелочными просьбами, что я от великой любви к своему творению решил покончить со всем этим. Всему приходит конец, не так ли?

– И что же вы придумали?

– Я придумал конец света. Стер жизнь с лица моей планеты. Остановил время. Мне все надоело, надо было отдохнуть и подумать. Тем более, что чувствовал я себя подобно онанисту…

Иванов ахнул.

– Впрочем, уничтожив всю жизнь, я ничего не уничтожил, – торопливо сказал Спаталихрон. – Ведь вся жизнь – это я. Так что я просто вернул себя в себя.

– Необычайно интересно, – сказал Иванов. – Но вы, кажется, хотели поговорить со мной насчет какой-то вашей проблемы?

– Именно! То, что вы услышали, было предисловием к моей проблеме. Понимаете, после того, как я устроил конец света, чтобы спокойно сесть и все обдумать, то задумался о себе. Меня занимал очень важный вопрос: могу ли я быть кем-то или чем-то другим, но не богом? Понимаете, ведь когда ты бог, то у тебя нет никаких перспектив. Зачем тогда жить? Быть богом, знаете ли, занятие для примитивного нарцисса, а я – очень скромное существо. Мне бы хотелось иметь осмысленное существование, которое подразумевает стремление к чему-то. А куда может стремиться совершенный бог?

– Та-ак! – протянул Иванов. – Так во-о-о-от в чем дело. Кхе-кхе, надо подумать!

– Я бессмертен, так что времени у меня – даже больше, чем хоть отбавляй, – сказал Спаталихрон. – Но вы – смертны, так что особо тут не надумаешься…

– А сколько у меня времени?

– Минут десять по вашему счету. А потом с вами может случиться очень неприятное происшествие.