К счастью, Святодара оказалась цела и невредима. Один из ее взрослых пасынков, Деллинг, иначе — Деленя Хранимирович, раненный в плечо, теперь возглавлял беженцев и на здоровой руке нес малолетнего сводного братишку. Вуйка Велерада с воплями выбежала навстречу, обняла племянницу, отобрала у Делени ребенка и увлекла всех к себе. Вокруг беженцев, плача и причитая, толпились женщины. Деленю Велем и Братоня увели к Домагостю, где собрались старейшины и прочие мужчины — послушать, что он скажет.

Деленя, парень лет двадцати, третий и последний из взрослых Хранимировых сыновей, единственный из мужчин семьи оставшийся в живых, еле держался на ногах, но старался не показывать ни усталости, ни горя от потери отца, братьев и всего города. По его словам, три дня назад, будто змей из бездны, возле Вал-города появился пришедший из Нево-озера на четырех кораблях какой-то русский конунг. Дружина у него была большая, и решительным натиском он захватил поселение, перебив всех, кто сопротивлялся, а остальных захватил в плен. Сам Хранимир со старшими сыновьями погиб в сражении, не сумев отбиться, — в его распоряжении была только собственная небольшая дружина и ремесленное население Вал-города, собирать ополчение не осталось времени. Он успел лишь подать знак огнем на сопках, предупреждая округу об опасности. Теперь викинги оставались в Вал-городе, но никто не ждал, что на этом они успокоятся.

Примерно то же самое рассказывали женщины в доме у Велерады. Даряша, еще в уборе замужней женщины, хотя теперь она стала вдовой, держалась довольно хорошо и почти спокойно — видимо, горе и потрясение настолько оглушили ее, что она еще толком не осознала перемен в своей судьбе и судьбе маленького сына. Яромила, Дивляна, другие сестры и невестки толпились возле нее, почти такие же ошарашенные вестью о случившемся. Всего два года назад они провожали ее, когда она выходила замуж за старого воеводу Хранимира, еще орла, несмотря на седые волосы. Святодара, унаследовавшая от матери почти такую же роскошную золотую косу, шла за него охотно, не смущаясь тем, что могла бы быть его дочерью. Они даже завидовали ей: шутка ли, выйти за воеводу и старейшину, повелителя целой волости, собирающего дань со всей реки Сяси — да это все равно что княгиней стать! С тех пор как во время свейской войны почти полностью был истреблен род словенских князей, многие знатные люди — в том числе и Домагость — могли притязать на это место, но прийти к согласию старейшинам десятка волостей было трудно, поэтому словене жили пока без князя. И вот она, Даряша, валгородская княгиня, как ее иногда называли в семье, уже вдова, еле-еле избежавшая смерти или участи рабыни! Она еще так молода, но нет у нее больше ни мужа, ни его рода, ни дома, ни владений.

Страшные предания не такой уж далекой старины оживали, Вал-город разделил судьбу Любши. Ладожане слушали с замиранием сердца, понимая, что выбери находники своей целью Ладогу, та же участь постигла бы и их. Дружину в двести человек они не отбили бы, особенно будучи застигнуты врасплох. В темноте, что ли, русь, не знакомая с этими местами, пропустила устье Волхова и ушла дальше на восток, к Сяси? Или не знала, что собой представляет нынешняя Ладога, и не решилась напасть сразу на нее?

— Да они перепутали! — устало отвечала Даряша. — Думали, что мы Ладога и есть. Мы сами не поняли сперва. Видно, они края наши плохо знают, вот и промахнулись.

Валгородские женщины причитали, оплакивая погибших и полоненных родичей. Велерада с дочерями сварила им похлебку из рыбы — с припасами весной у всех было плохо, — усадила за стол. Какая-то женщина, продолжая плакать, кормила с ложки ребенка лет пяти.

— Сиротинушка ты моя! — всхлипывала она, прижимая к себе головку малыша, который засыпал у нее на коленях, не проглотив то, что во рту. — Нету у тебя больше ни батьки, ни дедки, ни бабки… И мужика моего зарубили, золовок по-пленили! И сестер! Взорушка моя, краса ненаглядная! Где же теперь вы, голубушки мои белые, горлинки мои сизые!

— Ну, будет тебе! — унимала ее Милорада, холодея при мысли, что и ее муж и сын могли бы погибнуть под русскими мечами, а дочери попали бы в руки находников. — Может, еще увидишь их. Может, еще разобьют наши русь — и освободят ваших.

Как ни велико было горе осиротевших, усталость оказалась сильнее. Пройдя за два дня пятьдесят верст с малыми детьми на руках и почти впроголодь, те вскоре, разомлев от тепла, еды и относительной безопасности, уже засыпали кто где — на лавках, на полатях, на полу.

Старейшины, собравшиеся у Домагостя, скоро приняли первые решения. Женщин, детей и кое-что из имущества следовало отправить вверх по Волхову, в городки за порогами, куда русь на больших морских кораблях не пройдет, а самим оставаться и готовиться к битве. Можно было бы всем уйти, но ведь не увезешь с собой дома, кузни, мастерские, морские суда! Не увезешь так сразу меха, мед, воск, выменянные у чуди за последний год и приготовленные для ожидаемых летом варяжских торговых гостей, не увезешь кузнечный товар, резную кость, посуду, ткани, купленные прошлым летом у варягов и припасенные для торговли с чудью. А если все это сгорит или достанется находникам, то где и чем будут жить ладожане, даже если и спасутся сами? Торговцы не найдут здесь ни товара, ни пристанища, ни помощи, и Ладога-Альдейгья, прославленный некогда вик на Восточном море, Ворота Серебра, окончательно захиреет и сотрется из памяти людей.

Ладога, полностью открытая со стороны моря, первой оказывалась на пути врага. Несколько следующих волостей были прикрыты волховскими порогами, но в Ладоге русины захватят достаточно речных лодий, чтобы пройти пороги и спуститься хоть до Ильмерь-озера, окруженного целым ожерельем многолюдных и богатых поселений. Поэтому городки выше по реке — Дубовик, Вельсы, Хороборск и особенно густо расположенные возле Ильмерь-озера — Коньшин, Утешин, Осьмянск, Варяжск, Ярилина Гора, Словенск — ради своей собственной безопасности должны были помочь войском. Если будет время дождаться этой помощи и если тамошние старейшины не увидят в этом удобный случай избавиться от Ладоги и самим принимать первыми выгодных варяжских гостей.

Тут же решили, что провожать женщин с детьми поедет Воинег, младший Домагостев брат, и он же постарается убедить «верхних» и ильмерских старейшин помочь Ладоге, которая и так собой прикрывает их от находников.

Дивляна и Яромила вместе с младшими домочадцами ждали во дворе, пока мужчины закончат совет. Вот начали расходиться.

— Ну что? — спросили они у Братонега, который вслед за гостями вышел подышать. Невысокий из-за горба, с длинными мощными руками, резкими чертами лица, почти скрывшимися под рыжеватой бородкой, их старший брат всегда имел хмурый вид и действительно напоминал карла из северных преданий, которые живут под землей и славятся как искусные кузнецы. Но на самом деле Братоня был человеком вовсе не угрюмым, а довольно общительным и дружелюбным.

— В Дубовик поедете, к Добрянке, — сказал он, обнимая за плечи разом обеих сестер. — Отсюда подальше, пока мы тут этих выползней за хвосты похватаем и в озеро перекидаем.

— Если они нам и Красную Горку испортят, я им не прощу! — обиженно пробурчала Дивляна.