— Вы со Святобором о лодьях сговорились — лодьи получите. А мужики на вас работать не пойдут, пока тут их дома жечь будут.

— Они не пойдут, Фасти! — Вестмар положил руку на плечо кипятящегося товарища. — Где эти викинги, сколько их? Кто их вождь, вам что-нибудь об этом известно?

— Мы могли бы предложить им выкуп за нас, наших людей и товары, — заметил Хольм, рослый худощавый человек с ярко-рыжими волосами и розовым лицом. Фрисландским его прозвали за то, что ему случалось нередко посещать Фрисландию, но родом он был свей. — Лучше отдать им одну седьмую или даже одну пятую наших товаров, но сохранить в целости жизнь и прочее добро. Вестмар, если мы выберем из наших пленниц пять-шесть самых приятных на вид и предложим викингам на выкуп, они наверняка согласятся!

— Зачем им наши пленницы, когда они получат всех здешних женщин? Они пришли сюда за серебром!

— Но у нас нет серебра!

— Тогда они захватят и продадут вас самих! — прервал их спор Домагость. — Вот дурни-то, спасите меня чуры! Вот что! — Он упер руки в бока и повернулся к варягам: — Людей идти за пороги мы вам не дадим. Сами будем сражаться, и если тут все загорится, корабли ваши пропадут тоже. Возвращаться вам с Волги будет некуда, плыть к себе за море не на чем. Мужиков у вас много, народ все крепкий, оружие хорошее, я видел. Так что не болтайте-ка вы попусту, а беритесь-ка за мечи! Вас почти сотня да нас сотня — глядишь, и отобьемся, еще, даст Перун, добычу возьмем!

— Если вздумаете со змеями этими разговоры разговаривать, я сам ваши корабли подожгу и лодей никаких не дам! — Через гудящую толпу к ним пробился Святобор, уже в стегаче и кольчуге, которую ему сработали здесь же, в Творинеговой кузне, в обмен на два сорочка куниц. Рослый, мощный, он сам напоминал не столько Велесова волхва, сколько воеводу. — Русь та далеко, а мы близко! Будут ли они с вами говорить — только Велес ведает, им все равно, чье добро грабить! А выступим вместе — и себя спасем, и добро свое. Ну, согласны?

— Он прав, Фасти! — Вестмар удержал своего возмущенного товарища, который готов был лезть в драку. — Викинги далеко, а они уже здесь. Если они и правда подожгут наши корабли, выкуп нам не поможет. Значит, Один хочет, чтобы мы послужили и ему. Мы согласны, Домагест. Но в битве мы встанем отдельно и так, чтобы прикрывать клети с нашими товарами. Я не думаю, что морской конунг согласится назначать место и время битвы. Скорее, он просто попытается высадиться и захватить все, что сможет. Высаживаться они будут, надо думать, в устье Альдоги. Там и нужно попытаться их встретить и отбросить.

— Там войско и поставим, — согласился Домагость. — Места хватит.

— Я с моей дружиной встану позади вашего строя. Мы прикроем наши клети с товарами, а заодно поддержим вас, чтобы викинги не могли разорвать ваш строй.

— Подпирать, что ли, будешь? — хмыкнул Головня. — Так мы и сами на ногах еще стоим.

— Ратники не умеют держать строй. А если викинги разорвут ваши ряды, то вы, можно считать, проиграли. Они всегда так делают — разрывают войско противника и добивают по частям.

— А пока к мысу подходить будут, обстреляем сверху, — предложил Творинег. — Они ж там как на ладони будут. Охотников у нас тут много, луки есть.

— А стрелы поджечь! — азартно воскликнул Честомил.

— А толку? — Вологор покачал головой. — Парус можно бы поджечь, но у мыса они пойдут на веслах, даже если ветер будет. Верно я говорю, Вестмар, не забыл еще, как по морям ходят? Дружина за щитами укрыта, им стрелы нипочем. А если и воткнется какая в борт, так потушат. Зато видно горящую стрелу гораздо лучше, чем простую, стрелок только выдаст сам себя. Так что смысла нет стрелы поджигать. Лучше вот что. Лучше бы, пока мы на берегу с ними биться будем, поджечь корабли.

— Это хорошая мысль! — одобрил Вестмар. — Без кораблей они как без ног, бросятся тушить. Но они оставят людей охранять корабли, к ним просто так не подойдешь. Ведь между нами и кораблями встанет само их войско!

— А если с того берега? — предложил Ранята. — Оставить там людей, а как бой завяжется, пусть плывут на лодках через реку да мечут огонь.

— Где взять столько лишних людей?

— А чудины! — сообразил Домагость. — Канерву позову, брата моей жены покойной. В поле воевать — от них толку мало, да и не станут поди. А приплыть да огнем закидать — справятся.

Ночью почти никто не спал, но до утра ничего не случилось. Зато утром в Ладогу прибыли беженцы из Вал-города — небольшого, но укрепленного поселения в устье Сяси, впадавшей в Нево-озеро дальше к востоку. Название он получил от небольшой речки Вали, притока Сяси, а может, оттого что укреплением ему служили земляные валы. По преданию, именно туда бежали потомки древнего конунга Ингвара, изгнанные из Ладоги первыми нашествиями словенских поселенцев с юга. О нем сложили длинную увлекательную сагу, а наследовал ему тоже варяг, Франмар, муж конунговой дочери Ингебьёрг. Дети Франмара и Ингебьёрг обосновались в Вал-городе и дали начало роду воевод и старейшин, которые подчинили себе округу и самовластно правили ею, будто их далекие северные предки своими землями. Последний валгородский воевода Хранимир — так теперь звучало древнее северное имя Франмар, передаваемое в роду по наследству, — был уже не молод, но пользовался уважением среди словен, варягов и чуди. Со всех поселений вдоль Сяси — и словенских, и чудских — он собирал дань, зато при нем ни один находник в реку не вошел. У него имелась неплохая дружина, набранная частью из словен, частью из нанятых варягов и даже из чуди, и, будучи помоложе, Хранимир не раз выводил свою дружину в море поискать добычи. Все это вместе делало его одним из самых состоятельных, уважаемых и влиятельных старейшин приладожской земли. И весть о его гибели, мигом разлетевшись по Ладоге, настолько потрясла всех, что люди даже не поверили.

— Убили Хранимира, воеводу нашего! — причитали женщины из Вал-города. — Убили, разорили! Ох, отец наш, кормилец, солнце наше красное, поцьто так рано закатилося? Месяц наш светлый, поцьто за облака склонился?

Беженцев было десятков пять, в основном женщины с детьми, успевшие скрыться, и всего десяток мужчин, сумевших вырваться, когда городок был взят.

— Убили! — ахнула Милорада, выбежавшая из дома при очередном известии, и, побледнев, схватилась в ужасе за щеки. — А Даряша как же?

— Она здесь, и дите с ней, — успокоил Велем, уже видевший беженцев. — Идет сейчас.

Кроме старших, Милорады и Велерады, у бабки Радуши имелась еще третья дочь — Гневорада, самая красивая из трех, обладательница золотой косы в руку толщиной и длиной ниже колен — косы, посмотреть на которую стремились даже приехавшие издалека, понаслышке знавшие об этом чуде. Дивляна с детства помнила рассказы матери об этой косе — как после бани обе старшие сестры помогали Гневуше ее расчесывать, и этого занятия им хватало на весь остаток дня. Гневорада вышла замуж очень удачно — за старшего сына одного из знатнейших ладожских старейшин, за громкий голос и неудержимую мощь в сражении прозванного Буревоем. Ее муж, Святобор, сейчас был старейшиной своего весьма многочисленного рода Буревоичей и волхвом Велеса. Гневорада умерла уже лет десять назад, но старшая ее дочь Святодара два года назад вышла замуж за Хранимира, к тому времени овдовевшего и давно вырастившего старших детей, и даже родила ему сына. О ней-то и беспокоились сестры матери, ее искали тревожным взглядом в толпе измученных беженцев.