— Меня с собой не возьмете? — спросил подполковник Тарамов.

— Могу только на снарядный ящик посадить. Больше некуда. Экипаж полностью укомплектован. Согласитесь ехать без удобств, пожалуйста.

— Нам все равно мимо моего дома проезжать. Заскочу переодеться.

— Поехали…

Джабраил никогда не считал себя злым человеком. Да он, наверное, и не был злым по своей натуре. Когда-то не был злым, когда все у него в жизни получалось, никто не пытался навязывать ему свою волю и никто не пытался его грабить. Слишком уж добрым тоже, наверное, не был, но если требовалось кому-то помочь, он помогал, даже не дожидаясь просьбы о помощи. Вообще он считал себя совершенно обычным человеком, к которому невозможно придраться и предъявить ему какие-то обвинения, ибо не было на то причин. Но ему их тем не менее предъявили…

Квартиру в Грозном он получил еще тогда, когда активно выступал на ринге. При советской власти спортсменов уважали. Они много не зарабатывали, но и не бедствовали. А Джабраил много лет был лидером в сборной республики в тяжелом весе. При почти баскетбольном росте, быстрых руках он оставлял далеко позади остальных конкурентов на звание первого номера в сборной. Тогда он чувствовал поддержку власти и даже родителей своих забрал из далекого райцентра в город. Мать, правда, никак не соглашалась продать дом в поселке и всегда мечтала вернуться к своему огороду. Вернуться ей пришлось в период больших перемен для всего народа. В первую чеченскую войну в дом попало несколько артиллерийских или танковых снарядов. Соседние квартиры были полностью разрушены. Отопления в доме не было. Отец к тому времени уже умер, а мать забрала с собой жену Джабраила и детей и уехала в свой райцентр. В старом большом доме места хватало на всех.

Джабраил к тому времени оставил свою работу в школе бокса, потому что, во-первых, само одноэтажное здание школы было разрушено, во-вторых, какой смысл готовить мальчишек к соревнованиям, если они не имели возможности в соревнованиях выступать? Вот он и взял в руки оружие и вступил в отряд, в который его позвали знакомые. У него не было хорошей боевой подготовки, так как он никогда не служил в армии. Правда, два года числился рядовым в какой-то воинской части, но в самой части, расквартированной неподалеку от Грозного, был всего несколько раз. И в казарме ни разу не ночевал. Хотя даже получил воинское обмундирование. Но тогда он еще тренировался и боксировал, и это было одновременно и его работой, и его службой. Но он не чувствовал себя на войне совсем уж никудышным солдатом. Помогало то, что Джабраил умел слушать мнение других. Ему подсказывали, как себя вести, и он хорошо пользовался подсказками. Все было как в боксе, когда подсказывает секундант, а сам боксер осмысливает сказанное за доли секунды и уже интерпретирует по-своему, чтобы подсказку можно было воплотить в жизнь. Ведь не с каждым соперником получится то, что получилось с предыдущим. Высокий рост не помешал Джабраилу стать неплохим бойцом. Он был гибок, как кошка, и это помогало. Так, первую чеченскую войну Уматгиреев прошел от середины до конца. И чувствовал себя гордым победителем, как чувствовали, наверное, себя в ту пору многие чеченцы. Еще бы не чувствовать! Маленький народ доказал народу большому, что он имеет силы и возможности жить самостоятельно и в соответствии со своими законами. А потом началось…

Что произошло с его народом, Джабраил не знал и не понимал. Он еще некоторое время жил в Грозном в своей непригодной по большому счету для проживания квартире и только изредка навещал мать, жену и детей в родном райцентре. Думал, скоро все восстановится, скоро жизнь переменится к лучшему и вообще станет жить легче. Однако день ото дня становилось все хуже и хуже. Не всем, конечно, а только тем, кто не сумел вовремя обрести власть. Кто находился у власти, стал жить за счет других. Свои уничтожали своих же. И уже тогда бывший тренер по боксу понял, что радость его и его народа была преждевременной. Власть захватили те, кто умел выжимать из своего народа деньги. А как и на что жили остальные, никто не интересовался. Джабраил хорошо помнил, что ему в то время иногда даже есть было нечего. Если семью спасал огород матери, то кто мог спасти его, большого и сильного мужчину, не имеющего работы?

Чтобы выжить, пришлось снова пойти в чужой отряд простым солдатом. Но в этот раз ему, можно сказать, повезло. Трудно было не заметить такого высокого человека. Его заметил сам Иорданец, хотя в свое окружение вводить не захотел. Хаттаб вообще окружал себя только людьми, среди которых он сам, с ростом чуть ниже среднего, казался высоким. Тем не менее отнесся с уважением к былым спортивным заслугам Уматгиреева, три дня все-таки продержал рядом с собой, присматриваясь, не сутулится ли такой высокий человек. Хаттаб терпеть не мог сутулых людей и говорил, что сутулость — это участь евреев, потому что их всегда к земным утехам и земным делам тянет и не хотят они думать о жизни на небесах. И это при том, что ходили слухи, пущенные тогда главным муфтием Чечни Ахматом Кадыровым, что Хаттаб — йеменский еврей. Будущий президент Чечни не любил Хаттаба даже тогда, когда вынужден был с ним сотрудничать. Но другие люди говорили, что Хаттаб происходит от чеченских переселенцев в Иорданию. Третьи утверждали, что он гражданин Саудовской Аравии. Сам Хаттаб не любил разговоров о своем происхождении. Его устраивало, что все звали его Иорданцем. Через три дня Хаттаб позвал молодого бывшего боксера к себе, прочитал ему письмо, которое написал своему малолетнему сыну Салеху, попросил отнести это письмо и передать с рук в руки его жене. Джабраил Уматгиреев знал, что жена Хаттаба даргинка Фатима Бидагова живет у своего отца, мухтара[10]даргинского села Карамахи. А это не территория Чечни. Это территория России. Но Джабраил не высказал сомнения. Если Хаттаб прочитал ему письмо сыну, значит, он адресовал это письмо и ему, человеку, которому доверился. И слова из этого письма навсегда запомнились Джабраилу, тогда еще молодому человеку, не определившемуся в жизни: «Поверь мне, дихрам[11]занимают поклоняющиеся. Поклоняющиеся Западу, этому миру, с работой и зарплатой. Но все, что у Аллаха, — лучше. Это ложное поклонение привело к тому, что поколения за поколениями прошли мертвую жизнь рутины, которая сродни жизни животного. Они поднимаются утром к завтраку, затем идут на работу, затем на обед, потом домой, потом ложатся спать… И жизнь не имеет никакой цели. Поверь мне, о Салех, смыслом их жизни стало получение богатства и процветания, попытка застраховаться от неприятностей. Но неприятности никогда не кончатся. Неприятность с работой, с женой, с размещением, и всякий раз, когда одна неприятность решена, появляется другая. Они устраняют одну неприятность за другой, и жизнь заканчивается, а неприятности остаются». Это письмо было похоже на завещание. Хаттаб словно знал, что жить ему остается всего несколько лет. Но потом знающие люди подсказали Джабраилу, что таких писем Хаттаб написал много. Начал писать их сразу, как только родился сын, с тем чтобы тот прочитал их, когда станет юношей, и учился жить по заветам отца. Письма отсылал с верными людьми, которых хотел проверить. И лишь изредка читал письма другим. Тем, кому особо хотел бы доверять.