Сейчас она легко отыскала его и даже вошла в сад, благоворота были гостеприимно распахнуты. Несколько минут Кэрол постояла, глядя наокна своей бывшей спальни и гадая, кто живет здесь теперь, счастливы ли этилюди, сбылись ли их мечты. Сама она была счастлива здесь целых два года, хотятогда все закончилось довольно грустно, и Париж Кэрол покидала с тяжелымсердцем. Да, и сейчас, вспоминая те давние события, она почувствовала, какзаныло в груди. Казалось — явившись сюда, она словно приоткрыла дверь впрошлое, которая уже полтора десятка лет оставалась закрытой наглухо, и теперьна нее вдруг нахлынули полузабытые запахи, звуки и ощущения. Да, она быласчастлива здесь с детьми, счастлива, потому что каждый день ее ожидало что-тоновое и неожиданное, как всегда бывает, когда начинаешь строить новую жизнь. Нопотом все закончилось, и Кэрол вынуждена была вернуться в Штаты. Решение далосьей нелегко; оно было сопряжено с болью серьезной потери, но в конце концов онавсе же сделала над собой усилие и покинула Париж. До сих пор Кэрол гадала,верно ли поступила и как сложилась бы ее жизнь, если бы она осталась. Сейчас,когда она стояла на лужайке перед своим бывшим домом, ей казалось, что она всесделала правильно и что возвращение в Штаты принесло пользу если не ей самой,то ее детям. Быть может, и она тоже от этого выиграла, вот только что? Дажепятнадцать лет спустя Кэрол не взялась бы ответить на этот вопрос.

Потом ей пришло в голову, что она знает, что привело ее сюдасегодня. Ей снова нужно было убедиться, что тогда она сделала правильный выбор.Когда она будет уверена в этом на сто процентов, ей будет проще разобраться всебе и найти ответы, без которых она не могла писать свою книгу. Задуманное еюпутешествие по карте собственной жизни начиналось именно здесь; только повторив— пусть и в воображении — свой путь, она сможет сказать, что же с ней случилосьи случится. Правда, свой роман Кэрол задумывала как произведениехудожественное, однако, чтобы написать его, ей нужно было знать правду, которуюона потом сумеет преобразовать в вымышленную историю. Увы, слишком долго онаизбегала этой самой правды, но теперь первый шаг был сделан, и Кэролпорадовалась собственной храбрости.

Задумчиво опустив голову, она двинулась к выходу из сада иедва не столкнулась с мужчиной, который как раз входил в ворота. Увидев ее, онудивленно приподнял брови, но Кэрол извинилась перед ним по-французски, имужчина, кивнув, двинулся к дому уверенной хозяйской походкой.

Проводив его взглядом, Кэрол поспешила выйти за ворота иотправилась бродить по улицам и переулкам Левого берега, заглядывая впопадавшиеся по пути антикварные лавчонки. Потом она зашла в кондитерскую, кудакогда-то часто приходила с детьми. Там Кэрол купила пакетик миндальных печенийи ела их на ходу. Она хорошо знала этот район, и теперь он навевал ей множествогорьких и сладостных воспоминаний о давней счастливой поре. Один вид этихмокрых после дождя домов, этих луж на асфальте всколыхнул в ее душе столь многое,что Кэрол почувствовала желание как можно скорее вернуться в отель и засесть закнигу. Похоже, теперь она знала, какой должна быть ее книга и как будетразвиваться сюжет, а главное — ей было ясно, с чего следует начать. Те полторыглавы, которые она вымучивала целых два месяца, никуда не годились. Ихследовало переписать заново, и теперь Кэрол представляла, как это сделать. Онапросто начнет с самого начала и двинется дальше…

И, продолжая думать о своей книге, Кэрол остановилапроезжавшее мимо такси.

Забравшись внутрь, Кэрол назвала отель. Машина тронулась, иКэрол, откинувшись на спинку сиденья, снова погрузилась в воспоминания о своемдоме, о Париже, о том, как сильно изменился город за прошедшие пятнадцать лет.Она заметила это, пока шла от отеля до рю Жакоб и бродила по Левому берегу,разглядывая обновленное убранство улиц. Когда она приезжала сюда с Шоном,многое здесь выглядело иначе — не говоря уже о тех днях, когда Кэрол прилеталав Париж, чтобы оформить продажу дома. Тогда, впрочем, ее одолевали слишкомсильные чувства, поэтому Кэрол было не до красот. Дом ей продавать не хотелось,но и оставлять его за собой не было смысла. Из Лос-Анджелеса во Францию неналетаешься, к тому же тогда Кэрол очень много снималась, почти не делаяперерывов между съемками. А самое главное — у нее не осталось сколько-нибудьвеских причин возвращаться в Париж. Эта страница ее жизни была закрыта навсегда(так, во всяком случае, она думала), и дом был последним, что связывало Кэрол слюбимым городом.

Дом она решила продать примерно через год после своеговозвращения в Штаты. Тогда они со Стиви прилетели во Францию буквально на двадня: Кэрол подписала необходимые бумаги и сразу вернулась в Лос-Анджелес. Нивремени, ни желания предаваться ностальгическим воспоминаниям у нее не было, нотеперь ситуация изменилась. Времени у нее было сколько угодно, да ивоспоминания не пугали и не ранили ее так сильно, как когда-то. Пятнадцать лет— достаточный срок для того, чтобы прошлое перестало причинять боль, и теперьона, возможно, была готова обратиться к прошлому. После того как умер Шон,никакие потери ее больше не страшили.

Кэрол так глубоко задумалась, что не заметила, как напротивЛувра такси свернуло в тоннель и оказалось в дорожной пробке. Лишь четвертьчаса спустя она обратила внимание, что машина почти не движется, и с удивлениемогляделась. То, что они застряли надолго, ей стало ясно сразу, но Кэрол этонисколько не обеспокоило. Она никуда не спешила, к тому же долгая пешаяпрогулка, да еще предпринятая сразу после перелета через несколько часовыхпоясов, утомила ее. Добраться до отеля, поужинать, поработать над романом ипораньше лечь спать — таков был ее план на остаток сегодняшнего дня.

Она продолжала размышлять о своей книге, когда таксипроехало еще несколько ярдов, потом резко дернулось и снова встало. В Парижебыл час пик — кто-то возвращался с работы домой, кто-то ехал за город. В этовремя движение на основных городских магистралях всегда было затруднено, ноКэрол напрочь об этом забыла. Подняв голову, она бросила взгляд в окно наостановившийся рядом автомобиль и увидела на переднем сиденье двух парней,которые что-то кричали, смеялись и сигналили пыхтевшей впереди машине. Измашины высунулся молодой человек и, словно старый знакомый, махнул им рукой.Парни в легковушке ответили на этот жест еще одной серией пронзительных гудкови новым взрывом хохота, и наблюдавшая за ними Кэрол тоже улыбнулась. Судя почерным как смоль волосам и смуглой, цвета кофе с молоком, коже, это былимарокканцы или выходцы из Северной Африки, и она подумала о том, что пятнадцатьлет назад такие лица встречались на парижских улицах гораздо реже.

Потом она обратила внимание еще на одного молодого человека,сидевшего на заднем сиденье легковой машины. Он не смеялся и, казалось, неразделял веселья своих товарищей. Судя по нахмуренным бровям, напряженномувзгляду и нервным, чуть суетливым движениям, он был чем-то встревожен, может,даже напуган. На мгновение его глаза встретились с глазами Кэрол, и онаневольно пожалела его — до того несчастным он выглядел.

Такси, в котором была Кэрол, все еще стояло на месте, нососедний ряд потихоньку двинулся вперед. Двое арабов на переднем сиденьелегковушки все еще смеялись, но парень, сидевший сзади, внезапно распахнулдверцу, выпрыгнул из машины и побежал назад, к выходу из тоннеля. Удивленнаяего странным поступком, Кэрол даже обернулась, чтобы проводить его взглядом.Парнишка ловко лавировал между машинами; вскоре он пропал из вида, и почти в тоже самое мгновение где-то впереди раздался громкий хлопок. Кэрол посмотрела вту сторону и увидела, что и машина с арабами, и другая легковушка превратилисьв оранжевый огненно-дымный шар. В следующее мгновение весь тоннель задрожал отгрохота еще нескольких взрывов, и из глубины его рванулась навстречу таксиплотная стена огня.