Я решила не развивать тему императора дальше. В конце концов, что знает Марк о Домициане? Ничего. И этим все сказано. Однако за первой атакой последовала другая, и я поспешила выпустить когти.

— Дело даже не в императоре, Марк! Надеюсь, ты понимаешь, что я сделаю с тобой, если ты со мной разведешься! Твой дорогой Павлин…

— Кстати, — перебил меня Марк. — Я выдвину против тебя обвинения в супружеской неверности. В течение шестидесяти дней, которые требует закон, я представлю в суд все собранные мною улики и доказательства, — он с искренней улыбкой посмотрел на меня. — Да-да, Лепида, мое терпение иссякло.

Я несколько мгновений смотрела на него, не зная, что на это сказать.

В глазах Кальпурнии вспыхнул злорадный огонек. Сабина отвернулась от отца, чтобы посмотреть на меня, а затем снова отвела взгляд. На арену, увертываясь от сражающихся гладиаторов, выбежали рабы, чтобы унести тела погибших.

— Кальпурния, дорогая моя, — сказала я как можно громче. — Ты не хочешь услышать кое-что о своем дорогом Павлине? Он овладел мною в мою бытность юной женой, а его отец и твой будущий свекр посмотрел на это сквозь пальцы. Сабина его ребенок, а вовсе не Марка, и я намерена подать в суд на Павлина за изнасилование. Что ты скажешь по этому поводу?

— Скажу, что ты лжешь, — спокойно отреагировала Кальпурния.

Марк в знак благодарности положил руку на ее квадратные крестьянские пальцы.

— Отличный ход, Лепида, — произнес он. — Возможно, эта история и сработала бы восемь лет назад. Но вытаскивать ее сейчас, значит, выставить себя на посмешище. Люди начнут задаваться вопросом, что заставило тебя ждать так долго. К тому же, я бы советовал тебе принять во внимание твою репутацию, которая за эти восемь лет никак не могла остаться незапятнанной. Неужели тебе хочется, что все твои секреты, которыми до отказа набит твой сундук, вдруг стали всеобщим достоянием?

— Ты… ты не посмеешь!

— В двадцать один год, — Кальпурния, будь добра, прикрой уши моей дочери, — интрижка с моим сыном. Затем — по моим последним данным — через тебя прошли двадцать два сенатора, девять преторов, трое судей и пять губернаторов провинций.

— Неправда, я никогда…

— Но, по крайней мере, они были людьми нашего сословия, — перебил меня Марк. — А как насчет колесничих, массажистов в банях, легионеров — особенно тех двух братьев из Галлии, которые взяли тебя одновременно, один спереди, другой сзади? — Марк вопросительно выгнул брови, а за его спиной гладиатор с трезубцем получил смертельный удар мечом в живот. — Одно дело, губернаторы и члены Сената, но всякое отребье…

Губы мои сделались сухими, как пергамент.

— Откуда ты мог узнать… ты ведь ни разу не оторвал глаз от своих свитков…

— О, мне много видно поверх моих свитков! В течение многих лет я собирал улики, и теперь у меня есть документы, свидетели, рабы, которые при необходимости дадут показания — я бы даже сказал, что они сделают это с удовольствием. Мне не придется даже прибегать ни к нажиму, ни к запугиванию. А еще Лепида, ты была жестокой любовницей, и кое-кто из твоих бывших любовников готов также выступить в роли свидетелей. Например, Юний Клодий, как только я предложил оплатить его долги.

— И какой тебе прок от их показаний? — спросила я в лоб моего мужа. — Неужели ты хочешь войти в историю как сенатор, чья жена переспала со всеми мужчинами Рима?

— Ну думаю, в историю я войду совсем по другим причинам. А вот как потом будешь смотреть людям в глаза ты?

Сабина, хихикая, убрала от ушей руки Кальпурнии.

— Ты! — набросилась я на нее. — Если ты думаешь, что любой захочет взять кукушкину дочь, то жестоко ошибаешься. Как только твой отец очернит меня в глазах всего Рима, во всей империи не найдется идиота, который бы согласился…

— Согласно закону, — перебил меня Марк, словно выступал в Сенате, — в случае, если супружеская неверность однозначно доказана, муж имеет право оставить себе приданое бывшей жены. Так что каждый золотой твоего приданого достанется Сабине. По-моему, такого количества золота ей хватит, чтобы поймать в свои сети любого, кто ей приглянется. Не говоря о том, что и без этих денег она уже завидная партия для любого мужчины.

— Все равно последнее слово останется за мной, — прошипела я. — Или ты забыл, что в судах заседают мужчины? Они быстро займут мою сторону.

— Что ж, я готов рискнуть.

Они сидели передо мной этаким триумвиратом — Марк в центре, с одной стороны Сабина, с другой — Кальпурния, а за их спинами тем временем на песок натекли океаны крови. Гладиаторское представление подходило к концу. Запыхавшиеся победители поднимали руки, побежденных граблями убирали с арены, чтобы пустить на корм львам. Гладиаторы покидали арену. Покидала ее и я.

Как же так получилось, что все зашло так далеко? Кем же я теперь буду? Разведенной женой, готовой выскочить замуж за первого встречного? Я обвела глазами ложу в поисках оружия — любого оружия, и тут мое внимание привлек смех. Это смеялись Траян и Павлин, сидевшие позади меня.

— А как же твой сын, Марк? Ты подумал о том, чью сторону он займет? Спешу напомнить тебе, что он в меня влюблен. Если я захочу, он по первому моему зову будет валяться у моих ног, как пес, и если ты считаешь, что он поддержит тебя…

— В таком случае, почему бы тебе самой не спросить его мнения. Эй, Павлин! — Не успела я открыть рот, как Марк через мое плечо позвал сына, который в этот момент был занят тем, что бросал монеты торжествующему германцу в волчьей шкуре. — Павлин! Я развожусь с твоей мачехой! У тебя есть на этот счет возражения?

Павлин ответил не сразу. Сначала он пробежал глазами по моим голым рукам и соблазнительным плечам, по телу, которое он когда-то с усердием прилежного раба обслуживал.

— Никаких, — ответил он ледяным тоном, так что мне показалось, будто меня обдало порывом северного ветра.

— Павлин, — я нарочно пригнулась ниже, чтобы он смог заглянуть за вырез моего платья. — Павлин, он задумал отомстить мне, он хочет выставить меня на всеобщее посмешище. И я рассчитываю на тебя…

Но Павлин повернулся ко мне спиной. Да-да, не сказав ни слова, просто взял и повернулся спиной, и продолжил разговор со слегка озадаченным Траяном. — Да-да, ты прав насчет подготовки легионеров. Мы слишком сосредоточены на дисциплине…

Нет, это какое-то наваждение. Не может быть, что это происходит со мной.

— Лепида, — вновь услышала я голос Марка.

НЕТ. НЕТ. НЕТ.

— Лепида, я не буду лишать тебя абсолютно всего. Если только ты пообещаешь мне, что не станешь отыгрываться на Павлине и Сабине, я так и быть, оставлю тебе твое приданое.

Мое приданое? Зачем мне деньги, если у меня не будет мужа? Римская женщина, если она не замужем, ничто. Даже если Марк и не очернит меня в суде, какой патриций захочет взять меня в жены после того как Марк столь бесцеремонно разведется со мной? Тем более если Домициан действительно меня бросил?