Наутро Эйрих и Элина отправились на невольничий рынок. Эльф, с его традиционной неприязнью к человеческим толпам, не выразил желания составить им компанию. Он не успел сблизиться с Редрихом, да тот особо и не стремился

— первоначальное любопытство герцога быстро поблекло, оттесненное иными чувствами и заботами.

Эйрих намеренно выбрал кружной путь, чтобы проехать через центральную площадь и показать Элине дворец, хоть как-то искупая ее вынужденное затворничество. Величественное сооружение практически не изменилось за пять столетий — разве что у северного края площади добавились золотой купол и четыре тонкие угловые башни мавзолея Кагарлыза Первого. Любуясь панорамой дворца, Элина хорошо понимала, почему вождь варваров не смог устоять перед искушением цивилизацией; и тем более дикой казалась мысль, что менее чем в миле от этой красоты находится другая площадь, где люди продают и покупают людей. Тем не менее, их путь лежал именно туда.

Керулумский невольничий рынок был одним из наиболее крупных в стране, и Элина поначалу испугалась, что Редриха могут продать раньше, чем они смогут его отыскать. Но Эйрих, уверенно пробираясь сквозь толпу (лошадей им пришлось оставить у коновязи на подъезде к площади), быстро отыскал помост, арендованный уже знакомыми им работорговцами. Один за другим невольники поднимались на невысокий помост, торговец выкрикивал их достоинства, реальные или преувеличенные, и называл стартовую цену, а затем подогревал начавшийся торг. Большинство рабов, как видно, не впервые проходили через эту процедуру и относились ко всему с усталым безразличием; они покорно поворачивались по требованию надсмотрщика, напрягали мускулы, открывали рот, позволяя основным претендентам на покупку осмотреть состояние их зубов. Некоторые, кажется, даже сами получали удовольствие от демонстрации собственных достоинств и всячески старались поднять свою цену; Элину сперва глубоко возмутило столь жалкое тщеславие, но затем она поняла, что здесь может быть и рациональная основа — с рабом, который дорого достался хозяину, будут лучше обращаться. И все равно, своими усилиями поднимать выручку торговца — это было отвратительно!

Но тут сердце Элины ухнуло в пустоту, а затем быстро забилось. На помост вывели Редриха.

Кроме цепей, на нем была лишь набедренная повязка. Такому обращению подвергались не все рабы; заковывали только доказавших свою строптивость, а раздевали мужчин, не имевших специальных навыков и потому годных лишь для грубой физической работы. Женщин, предназначенных для утоления похоти, продавали не здесь, а в закрытых павильонах позади площади, где зеваки не могли мешать серьезным покупателям. Кстати говоря, основным товаром в этих павильонах, вопреки популярным среди определенных кругов западной молодежи легендам, были вовсе не юные девственницы, а опытные профессионалки своего дела. Это не значило, конечно, что невольницы, продаваемые на общем базаре, получали гарантии от сексуальных домогательств будущих хозяев — однако предназначались они не для этого, и оценивали их по другим критериям.

Редрих от природы не отличался могучим сложением, однако немало поработал над собой; Элина невольно залюбовалась его телом тренированного бойца. «Все-таки Артен не прав, — подумала она. — Мозги, конечно, важнее мускулов, но и в мускулах есть своя эстетика. « Герцог окинул толпу презрительным взглядом. Он не сомневался, что его товарищи здесь и придут ему на помощь. Однако Элину, из-за ее невысокого роста, он не заметил в толпе, а Эйриха не узнал в его туземном наряде. И вдруг в глазах Редриха мелькнула растерянность, взгляд его испуганно заметался. Он больше не походил на надменного аристократа, которого можно заковать в цепи, но не сломать — в этот миг на помосте стоял просто потерявшийся, попавший в беду мальчишка, тщетно озирающийся в поисках помощи. Это продолжалось одно мгновение — а затем взгляд его зацепился за взгляд Эйриха, и презрительная усмешка вновь тронула губы Урмаранда. Он считал себя уже практически свободным.

Начались торги. Поначалу они шли довольно вяло — покупатели видели, что необученный раб хотя и силен, но все же не богатырской стати, да к тому же явно не из числа покорных. Притом еще и чужеземец, не знающий языка — будь это не так, продавец бы это отметил. Эйрих пока молчал, не желая раньше времени подогревать гонку. Однако того, чего не желал Эйрих, желал торговец, и его восклицания «я не верю своим ушам! Вы позволите такому парню с железными мышцами уйти за какие-то две сотни турга?! « возымели-таки действие. Сперва покупателями двигала надежда приобрести молодого и сильного раба относительно дешево, а потом ими овладел обычный аукционный азарт, когда кажется, что раз другие готовы платить больше, значит, вещь того стоит и упускать ее нельзя. Цены перебрались через рубеж в 300, довольно быстро преодолели отметку 400 и уже в три прыжка доскакали до 500.

— 550 турга!

— 600!

— 700 турга!

Это была уже изрядная сумма за необученного раба. Возникла пауза.

— 700 турга за этот превосходный товар! — распинался торговец. — За невольника с безупречным здоровьем и великолепными мускулами! За крепкого молодого парня, от которого ваши рабыни будут рожать каждый год! Подумайте

— вы покупаете не его одного, вы покупаете всех его детей — и все это лишь за 700 турга? Да это же просто даром! Кажется, я слышу 800?

— 800!

— 950!

— 950 турга! Неужели никто не скажет «тысяча»? Вы будете жалеть, что упустили такой шанс! 950 раз…

— Тысяча!

— Тысяча турга за великолепного молодого раба! Наконец-то у нас пошли настоящие цены, хотя, право же, он стоит большего! Итак, почтенные, ваше слово! У вас еще есть шанс! Да, есть, но вы должны поторопиться! Итак, тысяча раз… Тысяча — два…

— Тысяча сто! — наконец поднял руку Эйрих.

— Тысяча сто! Хвала чужеземцу, знающему толк в невольниках! Но неужели истинным керулумцам нечего этому противопоставить? Тысяча сто — раз… Тысяча сто — двааа… Тысяча — сто — три! Про…

Торговец вдруг осекся. Рассекая толпу, к помосту направлялся некий внушительного вида субъект в сверкающем на солнце чешуйчатом доспехе. Он поднялся по скрипнувшим под его тяжестью деревянным ступеням и остановился, разглядывая Редриха. Герцог ответил ему угрюмым взглядом. Этот тип явно не входил в планы заинтересованных сторон. В толпе зашумели.

Чешуйчатый что-то сказал надсмотрщику. Тот протянул ему кнут. (Обыкновенно на рынке рабов не били — зачем портить товар на глазах у покупателя — и, хотя исключения и бывали, в основном кнуты служили надсмотрщикам лишь символом их статуса. ) Элина замерла. Неужели этот тип собирается ударить Редриха? И, главное, за что?!

Чешуйчатый меж тем отступил назад, лениво постукивая кнутовищем по колену… и вдруг с неожиданным провороством нанес удар, явно целя невольнику в лицо! Но Редрих оказался еще проворнее. Несмотря на скованные запястья, он вскинул руки и перехватил кнут, тут же хлестко обвившийся вокруг голого предплечья юноши. Не обращая внимания на боль, Редрих резко рванул кнут на себя и вырвал кнутовище из рук врага. В следующий миг сразу четверо надсмотрщиков кинулось на герцога, хватая его за руки и принуждая упасть на колени.