Существует два основных метода изучения представлений о заблуждении. Подход, который иллюстрирует рис. 11.3, называется заданием с неожиданным местонахождением; эту процедуру разработали Уиммер и Пернер (Wimmer & Perner, 1983). Другой подход — задание с неожиданным содержимым, которое впервые использовали Хогреф, Уиммер и Пернер (Hogrefe, Wimmer, & Perner, 1986). Допустим, мы показываем ребенку коробку от конфет и спрашиваем, что, по его мнению, должно находиться внутри. Ребенок отвечает «конфеты»; тут мы открываем коробку, показывая, что в действительности в коробке лежат карандаши. Затем мы закрываем коробку, берем игрушку Эрни — персонажа из «Улицы Сезам» и задаем следующий вопрос: «Эрни не видел, что находится в коробке. Что он ожидает там увидеть?» Вы и я (и большинство 4- и 5-летних детей) ответили бы «конфеты» — мы понимаем, что Эрни видел коробку лишь снаружи, и поэтому у него сформировались ошибочные представления о ее содержимом. Большинство 3-летних детей отвечают «карандаши». Как и в задании с местонахождением, маленькие дети не в состоянии абстрагироваться от того, что известно им самим о действительном положении вещей. Дети полагают, что все должны придерживаться единственно верного мнения, которого придерживаются они.

Задание о содержимом может использоваться для оценки и других представлений. Можно спросить ребенка не о мнении Эрни (или некой другой третьей стороны), а о его собственном первоначальном убеждении. Теперь вопрос состоит в том, осознает ли ребенок то, что он сам может заблуждаться. Первая часть процедуры остается без изменений: ребенку показывают коробку от конфет, спрашивают его мнение о ее содержимом и раскрывают коробку, демонстрируя то, что в ней находится на самом деле. Однако проверочный вопрос теперь звучит иначе: «Что ты ожидал увидеть в коробке, пока я ее не открыл?» Можно было бы предположить, что этот вопрос не должен вызывать затруднений; в конечном счете, все, что ребенку нужно сделать, это повторить свой ответ, данный несколько секунд назад. Однако 3-летние дети склонны отвечать «карандаши». Понимание собственного заблуждения кажется столь же затруднительным, что и понимание заблуждений другого. Осознание того, что собственное состояние сознания может изменяться, называется репрезентационным изменением.

Мы вскоре вернемся к понятию о заблуждении. Однако прежде приведу еще несколько примеров исследований, проводившихся под рубрикой «теория сознания». Другие задания и соответствующие результаты обсуждаются в ряде других источников (Asington, 1993; Gopnik & Meltzoff, 19976; Lewis & Mitchell, 1994).

Различение видимости и реальности — один из элементарных когнитивных навыков — это понимание того, что внешний вид вещи может не соответствовать тому, что она есть на самом деле. Вы понимаете, к примеру, что соломинка, поставленная в стакан с водой, в действительности не сгибается, входя в воду, — она только выглядит согнутой. Аналогично, вы отдаете себе отчет в том, что вырезанная из белой бумаги бабочка, подставленная под красный светофильтр, не становится красной — она просто выглядит красной. Маленькие дети не сразу приходят к пониманию этого факта. Задание со светофильтром — часто используемая методика, которая обычно проводится следующим образом (например, Flavell, Flavell, & Green, 1983). После предварительной словарной подготовки экспериментатор показывает ребенку белую бумажную бабочку в своем естественном виде, а затем накладывает на нее цветное стекло и задает два вопроса: «Когда ты смотришь на бабочку, она кажется красной или кажется белой?» «А по-настоящему, бабочка на самом деле белая, или она на самом деле красная?» Для того чтобы дать правильный ответ, необходимо различать видимость и реальность, а это как раз то, чего маленькие дети не умеют делать; большинство 3-летних детей отвечает, в обоих случаях руководствуясь внешним видом, то есть они заявляют, что бабочка на самом деле красная, а не просто кажется красной. Оценка с точки зрения видимости без учета реальности называется феномепалистической ошибкой. В другом варианте задания на различение видимости и реальности дети делают противоположную ошибку, реалистическую ошибку, давая оценку с точки зрения реальности и не учитывая при этом видимость. В этом случае часто используют такой стимул как «поролон/камень»: кусок поролона, который выглядит совершенно как серая каменная глыба. Пощупав кусок поролона, и убедившись в том, что это не камень, дети должны ответить на два вопроса: как это выглядит и что это в действительности? Здесь, что примечательно, 3-летние дети склонны заявлять, что объект — это не просто кусок поролона, но и выглядит как кусок поролона. Узнав о реальности, они не могут больше перейти к противоречащей ей видимости.

Несмотря на содержательные различия, способность осознавать заблуждения и разницу между видимостью и реальностью имеет в своей основе общий когнитивный навык. Для решения обеих задач необходимо умение одновременно учитывать две репрезентации одного объекта или события. В случае с «видимостью и реальностью» ребенок должен представлять стимул выглядящим как одно, но в действительности являющимся чем-то другим. В случае с «заблуждениями» ребенок должен представлять и свое верное мнение (например, мяч в коробке), и заблуждение другого человека (например, мяч в корзине). Это фактически лишь два из множества достижений, основанных на единой способности рассматривать нечто одновременно в двух ипостасях. Большинство форм принятия чужой точки зрения, к примеру, также подразумевают такую двойственность репрезентации. Так, я должен понимать, что картинка, которую я со своей точки зрения вижу в правильном ракурсе, для сидящего напротив выглядит «вверх ногами».

В отличие от исследований понимания заблуждений и разницы между видимостью и реальностью, последний вид исследований, который мы рассмотрим, не имеет общепринятого названия. Однако, как и все описанные выше методы, он направлен на изучение одного из важнейших компонентов представлений ребенка о мире. Многие исследователи пытаются выяснить, что дети думают об истоках знаний — то есть, о том, как формируются наши представления о мире (например, O'Neill, Astington, & Flavell, 1992; Pratt & Bryant, 1990). Осознают ли дети, к примеру, что в формировании наших представлений о мире ключевую роль играет восприятие? Понимают ли они, что тот, кто имеет перцептивный доступ к стимулу, получит о нем информацию, а кто не имеет — не получит? Различают ли они модальности восприятия, понимая, что можно узнать (или они сами узнают) посредством зрения, слуха, осязания? Отдают ли они себе отчет в том, что восприятие — не единственный источник знания, что есть еще, к примеру, логическое рассуждение или получение информации через общение? И относят ли они все свои суждения не только к самим себе, но и к другим людям? Как следует из этого беглого рассмотрения (некоторых из) множества неясных моментов, вопросов слишком много, чтобы пытаться кратко изложить результаты исследований. Однако я отмечу один общий вывод, сделанный на основе работ, посвященных представлениям об истоках знаний; вывод, согласующийся с результатами исследований понимания заблуждений и разницы между видимостью и реальностью. Он заключается в том, что младшие дошкольники имеют весьма ограниченные представления о том, откуда мы черпаем информацию об окружающем нас мире, и часто они ошибаются при выполнении заданий, предельно ясных для любого взрослого. Они, к примеру, нередко заявляют, что всегда умели то, чему их только что научил экспериментатор (Taylor, Ebensen, & Bennett, 1994), и уже несколько секунд спустя после того, как они чему-то научились, нередко бывают не в состоянии ответить на вопрос, что явилось источником информации: зрение, осязание или слух (O'Neill & Gopnik, 1991). И вновь мы видим, что ребенку предстоит проделать большой путь в развитии своих представлений о психике.