Летом 1873 г. группа молодых русских ученых, находившихся за границей, собралась в Гейдельберге. Агенты охранки изобразили в своих донесениях этот «съезд профессоров» как нечто вроде политического заговора. С тех пор Чупров, который вместе с Н. И. Зибером и несколькими другими лицами был участником встречи, оказался под подозрением у властей. Тем не менее осенью 1874 г. он начал чтение лекций в Московском университете, а через несколько лет стал ординарным (полным) профессором.

Человек большой энергии, эрудиции и трудолюбия, воспринимавший свою деятельность как общественный долг, Чупров был новатором и зачинателем в нескольких областях.

Своим исследованием «Железнодорожное хозяйство», которое вышло в двух томах в 1875 и в 1878 гг., Чупров заложил основы новой научной дисциплины – экономики транспорта.

Чупров сыграл большую роль в развитии статистической науки и практики. Он вложил много энергии и сил в организацию земской статистики, которая за несколько десятилетий накопила и обобщила первоклассный материал о населении, доходах и потреблении, землевладении и землепользовании, ремеслах и фабриках по губерниям и уездам России. На земскую статистику в большой мере опирался В. И. Ленин в своих экономических работах 90-х гг. В начальных строках первой из сохранившихся работ Ленина «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни», написанной весной 1893 г., автор замечает, что «земская статистика дает громадный и детальнейший материал об экономическом положении крестьянства…»[346]

Много сделал Чупров для улучшения преподавания политической экономии и статистики. Он ввел в практику семинары, на которых студенты могли свободно обсуждать вопросы, поставленные на лекциях профессором.

Чупров был честным русским интеллигентом, который принимал близко к сердцу бедствия народа и хорошо понимал стремления студенческой молодежи. Поэтому среди участников многих совместных акций, предпринятых прогрессивными профессорами в защиту студентов, мы находим имя Чупрова. В 1887 г. он входит в возглавляемую Тимирязевым делегацию, которая явилась к московскому генерал-губернатору с ходатайством за участников волнений, возникших после того, как один студент дал пощечину инспектору – агенту охранки. В 1894 г. Чупров подписывает петицию в защиту студентов, исключенных из университета за обструкцию, устроенную профессору за его верноподданническую речь.

Все это не прошло ему даром. О попытке министра Делянова изгнать Чупрова в 1895 г. из университета рассказывает Янжул. Министр принял Янжула и сказал ему, что «Александр Иванович… ведет себя неосторожно: говорит больше, чем надо, и с кем не следует» [347]. И будет, мол, лучше, если он сам добром уйдет из университета. На этот раз Янжул выручил своего друга, запугав начальство студенческими волнениями, которые может вызвать изгнание Чупрова. Но вскоре Чупров тяжело заболел сердцем, в 1899 г. вышел в отставку и уехал за границу. В этой полуэмиграции он прожил до самой смерти, которая настигла его в 1908 г. в Мюнхене. Похороны его в Москве, по сложившейся в России традиции, превратились в общественное событие, напугавшее власти. В них приняло участие несколько тысяч человек. Гроб вынесли из церкви профессора университета, а перед процессией, двинувшейся по улицам на кладбище, шел огромный хор из студентов и курсисток.

Последние годы своей жизни Чупров отдал борьбе в печати против аграрной реформы Столыпина, направленной на разрушение крестьянской общины и образование слоя крестьян-собственников. Любопытно, что по данному вопросу точно такой же была позиция Льва Толстого, который в 1908 г. сказал в одной из частных бесед: «Это отвратительное преступление правительства – уничтожение общины»[348].

Защита общины была в то время совершенно утопическим делом. Но она закономерно вытекала из идейных убеждений Чупрова. Его либерализм был всегда окрашен в народнические тона. Московский университет в конце XIX в. служил оплотом либерально-народнических идей, а главой этого направления был Чупров. Под его влиянием молодые претенденты на магистерскую и докторскую степень писали диссертации о достоинствах общинного землевладения и в этом духе воспитывали студентов. Чупров всячески пропагандировал развитие крестьянских промыслов на началах кооперации.

Чупров воспринимал Маркса как крупнейшего экономиста и социолога и в ряде вопросов следовал ему. Современники вспоминают, что при проверке знаний студентов Чупров без дальнейших разговоров ставил зачет, если студент обнаруживал знакомство с первым томом «Капитала», который вышел в русском переводе в 1872 г. Один из лучших некрологов Марксу в русской прессе принадлежит именно Чупрову (1883 г.).

В своих лекциях, особенно в ранний период преподавания, Чупров излагал трудовую теорию стоимости в основном по Марксу, а в теории распределения и доходов говорил о прибавочной стоимости. Но наибольшее сочувствие Чупрова и других народнических либералов вызывал весь освободительный, антиэксплуататорский дух учения Маркса. Они могли видеть в марксизме оружие как против все еще сильного феодализма, так и против растущего русского капитализма.

Но марксизм – социалистическая и революционная идеология рабочего класса – сильно менялся в понимании и изложении таких ученых, как Чупров. Они были склонны толковать марксизм как учение об освобождении трудящихся масс вообще. Они читали у Маркса об эксплуатации рабочего класса, но сами имели в виду русское крестьянство. Между тем положение крестьянства как общественного класса совершенно иное, и подход здесь должен быть принципиально другой.

В 1889–1891 гг. Чупров читал в Москве курс истории политической экономии, который благодаря своей сжатости и ясности изложения был весьма популярен и многократно переиздавался без изменений.

Одну главу курса Чупров посвящает социализму, в развитии которого выделяет ряд этапов и школ. Глава завершается изложением учения Маркса, которое дается, однако, весьма лаконично. Ни слова о применимости его учения к России нет. Все симпатии Чупрова – на стороне немецкой исторической школы в лице ее позднего направления, которое он называет социально-этическим. Он приводит огромную цитату из программной речи Шмоллера, произнесенной при основании Союза социальной политики в Эйзенахе в 1872 г. Причины склонности Чупрова к социально-этическому направлению ясно видны из следующей фразы: «В учении об организации хозяйства социально-этическая школа занимает среднее положение между старою классической школой и социализмом»[349]. Именно этот средний путь, который на современном языке на Западе назвали бы смешанной экономикой, привлекает Чупрова. Ему нравится, что социально-этическое направление хочет соединить преимущества частного предпринимательства, для которого единственным мотивом является прибыль, с развитием государственного («общественного») сектора там, где это необходимо для общества, но не может быть обеспечено частным капиталом. К этим двум началам хозяйственной деятельности социально-этическая школа добавляет частную благотворительность.

Курс истории экономической мысли Чупрова несравненно лучше подобного курса Вернадского. Недаром же прошло тридцать лет! Но это не мешает книге Чупрова быть эклектичной и малосамостоятельной. Характерно, что Чупров ни словом не упоминает о русской экономической мысли.

Чупров был счастлив в своей семье прежде всего потому, что ему довелось увидеть расцвет карьеры