Моментально и грациозно к золоченому зеркалу, отражающему продукцию Кантрелла и Кокрейна, она обернулась. Грациозно отмерила порцию золотистого виски из хрустального графина. Мистер Дедал между тем извлек из-под полы своего сюртука кисет и трубку. Моментально обслуживает. Он выдул через флейту мундштука две сиплые ноты.

– Клянусь вам, – рассуждал он, – я уже сколько раз сам туда собирался, в горы Морн. Там должен быть отличный бодрящий воздух. Но, говорят, долго сбирался – верней добрался. Да-да. Да.

Да. Он набил свой чубук волокнами, волосками ее волос, светлых волос Виргинии, русалки[1062]. Волокна. Волоски. Рассуждая. Беззвучно.

Никто ни звука не произнес. Да.

Мисс Дус весело протирала бокалы, напевая:

– О, Адолорес, краса восточных морей![1063]– А мистер Лидуэлл заходил сегодня?

В бар вошел Ленехан. Осмотрелся кругом. Мистер Блум достиг моста Эссекс. Дэ-с, и мост Дэссекс перешел мистер Блум. Надо написать Марте.

Бумаги купить. У Дэли. Там любезная продавщица. Блум. Старина Блум.

История заблумшей души.

– Он заходил в обед, – сказала мисс Дус.

Ленехан приблизился к стойке.

– Тут меня не разыскивал мистер Бойлан?

Спросил он. Она отвечала:

– Мисс Кеннеди, сюда не заходил мистер Бойлан, пока я была наверху?

Спросила она. Мисс Кеннеди голос отвечал, чаю вторая чашка на пути ко рту, взгляд прикован к странице:

– Нет, его не было.

Мисс Кеннеди взор, слышимой, но невидимой, продолжал чтение. Ленехан шустро окрутил кругленький корпус вокруг колпака, прикрывавшего сандвичи.

– А ну-ка, кто у нас тут?

Взгляда Кеннеди не удостоившись, он предпринял новые попытки. Не забывайте про точки. Читайте вот эти черненькие значки: круглое – это о, а крючком – эс.

Резво позвякивала коляска.

Златодева читала, не глядя по сторонам. Не обращай внимания. Она не обращала, а он, как ученик по слогам, монотонно и нараспев, принялся читать ей басню:

– Ад-нажды лисица всы-ты-ретила аиста. И га-ва-рит лиса аисту: пра-сунь свой кы-люв ка мне в гор-ла и вы-та-щи кость.

Попусту он бубнил. Мисс Дус отвернулась к своей чашке, стоявшей чуть в стороне.

Он вздохнул в сторону:

– О, горе мне! О я, несчастный!

Он обратился с приветствием к мистеру Дедалу и получил ответный кивок.

– Привет от прославленного сына прославленного отца.

– Кто б это был? – поинтересовался мистер Дедал.

Ленехан с наисердечнейшим видом развел руками. Как кто?

– Кто б это был? – переспросил он. – И вы можете спрашивать? Стивен, наш юный бард.

Сухо[1064].

Мистер Дедал, прославленный боец, отложил свою трубку, набитую сухим табаком.

– Понятно, – сказал он. – Сначала до меня не дошло. Я слышал, что он вращается в самом избранном обществе. А вы его видели недавно?

Видел.

– Не далее как сегодня мы вместе с ним осушали чаши амброзии, – поведал Ленехан. – У Муни en ville и Муни sur mer[1065].

Подвиги его музы принесли ему толику наличности.

Он улыбнулся устам бронзы, чаем омытым, внимающим устам и глазам.

– Элита Эрина ловила каждый звук с его уст. Ученый профессор Хью Макхью, знаменитейший борзописец и издатель нашего города, и тот певец младой с дикого и сырого Запада, что отзывается на сладкозвучное имя О'Мэдден Берк.

После некоторого молчания мистер Дедал поднял стакан и – Надо полагать, это было очень занимательно, – произнес он. – Теперь я вижу.

Он вижу. Он отхлебнул. Взором витая в далеких печальных горах, в горах Морн. Поставил стакан.

Он посмотрел в раскрытую дверь салона.

– Я вижу, вы переставили рояль.

– Сегодня приходил настройщик, – объяснила мисс Дус, – чтобы настроить его для ресторанной программы. Я в жизни не слышала такой изящной игры.

– В самом деле?

– Ведь правда, мисс Кеннеди? Просто классическая игра. И знаете, он слепой. Бедный юноша, ему и двадцати лет не дашь.

– В самом деле? – повторил мистер Дедал.

Он снова отхлебнул и отошел в сторону.

– Так было жалко смотреть на его лицо, – сочувствовала мисс Дус.

Будь ты проклят, чертов ублюдок.

К ее сожаленью, звонок жалобно звякнул, вызов официанта. К дверям обеденной залы направился лысый Пэт, направился озабоченный Пэт, направился Пэт-официант. Пива клиенту. Пива отнюдь не моментально отпустила она.

Ленехан ждал терпеливо нетерпеливого буяна Бойлана, поджидал резвого звяканья.

Приподняв крышку, он (кто?) заглянул в гроб (гроб?), где шли наискось тройные (рояля!) струны. Он погладил (тот самый, кто милостиво поглаживал ее по руке) тройку клавиш, нажал на них, мягко педалируя, чтобы увидеть, как выдвигается вперед мягкий фетр, услышать приглушенное падение молоточков.

Два листа веленевой кремовой бумаги один про запас два конверта когда я служил у Хили премудрый Блум Генри Флауэр купил у Дэли. Так ты несчастлив в семейной жизни? Цветочек мне в утешение а булавка оборвет лю. Что-то в этом есть в языке цве. Это маргаритка была? Невинность значит.

Благонравная девица повстречать после мессы. Паакорна благодарим.

Премудрый Блум узрел на дверях рекламу, курящая русалка колышется на волнах. Курите русалку, это легчайшие сигареты. Струящиеся пряди волос – несчастная любовь. Ради какого-то мужчины. Ради Рауля. Он глянул и увидел вдали, на мосту Эссекс, яркую шляпу, маячившую над легкой коляской. Так и есть. Третий раз. Совпадение.

Позвякивая, колыхаясь на тугих шинах, коляска свернула с моста на набережную Ормонд. За ним. Рискнуть. Только надо быстрей. В четыре. Уже скоро. Ступай.

– С вас два пенса, сэр, – решилась напомнить продавщица.

– Ах, да… Я совсем забыл… Простите…

И четыре.

Она в четыре. Она чарующе улыбнулась Блукомуему. Блу улыб и быст выш.

Дня. Думаешь ты у ней главная спица в колеснице? Она так каждому. Всем мужчинам.