Девчонки загомонили. Я резко обернулся.

Кристина стояла совершенно открыто – на плоском большом валуне, нависавшем над склоном. Она, вся подавшись вперед, всматривалась в сторону урса. Потом повернулась к нам. Ее синие глаза почернели и стали огромными.

– Это Игорь, – сказала она.

Да. На шесте над урса плыла, покачиваясь, с развевающимися по ветру волосами голова Севера.

Помню, что в ушах у меня словно забурлила горячая вода. Я стал хуже слышать. А зрение, наоборот, как всегда в такие моменты, обрело странную четкость.

– Это Игорь, – повторила Кристина. – Я должна забрать… забрать его… у них…

– Кристина, что ты несешь? – быстро спросил я. Глаза девчонки обежали нас всех, и их взгляд был страшным, как промороженная сталь, прикасающаяся к обнаженной коже.

– Его надо забрать, – тихо сказала она, вытаскивая ландскетту. – Он же и ваш друг тоже…

– Кристина, не валяй дурака! – рявкнул Саня. – Он мертв! Это просто кусок его трупа!

– Боитесь?! – вдруг бешено крикнула Кристина. – Боитесь?! Тогда я сама! Одна!!!

Прежде чем ее успели удержать, она соскочила вниз. Устояла на ногах. Мы подбежали к краю, урса уже, конечно, нас видели… Кристина, доставая левой рукой стилет, уже шла к остановившимся и замолчавшим урса. Одна. Быстро пересекая свободное пространство.

– Мальчишки… – тихо сказала Ольга, обводя всех нас взглядом, в котором были мольба и боль. – Мальчишки, да что же это?.. Она же… одна… Ну мальчишки же…

Урса было сотни три. На глаз… Я заметил, что кусаю уголок губы.

Голова Севера на шесте.

Идущая навстречу урса Кристина.

Глаза Ольги.

Гул нарастал. Гул в ушах…

– Ладно. – Ольга глубоко вздохнула. – Я тогда с ней.

Я поймал ее за руку. Наверное, очень сильно сдавил, она даже задергалась. Но голос мой звучал спокойно – удивительно спокойно даже для меня самого, я ожидал от себя дикого вопля…

– Погоди, Оль. – Я подошел к краю и, соскочив вниз, повернулся к остальным. У меня быстро немели губы. Следя за своим голосом и уже не узнавая его, я сказал: – Карать, ребята. Карать. Будем карать.

И пошел за Кристиной, никого не позвав за собой и не удивившись остатками человеческого разума, что рядом со мной оказались Танюшка и Сергей, а голос Вадима где-то сзади попросил напружиненно:

– Дай, Тань… чтоб звенело!

И – голос Танюшки… И вновь – меня не удивило, что она поет:

…так что ж, друзья, коль наш черед —

Да будет сталь крепка!

Пусть наше сердце не замрет,

Не задрожит рука!

Пусть свет и радость прежних встреч

Нам светят в трудный час,

А коль придется в землю лечь,

Так это ж только раз.

Урса пятились. Шаг. Шаг. Еще шаг назад – всей толпой, переминаясь и переглядывась, сталкиваясь оружием. Они не могли поверить, что нас всего три десятка.

Просто не могли.

Потом они замерли.

А еще потом – рванулись навстречу.

И пусть и смерть – в огне, в дыму! —

Бойца не устрашит,

И что положено кому —

Пусть каждый совершит![30]

…Я шел вперед и нес перед собой беспощадно сверкающий клинок палаша. Я видел только этот летящий передо мной серебряный блеск.

Как солнце. За этим блеском надвигалась какая-то черная стена, и я выкрикнул:

– РОСЬ!!!

Четыре года рыскал в море наш корсар!

В боях и штормах не поблекло наше знамя!

Мы научились штопать паруса

И затыкать пробоины телами!

За нами гонится эскадра по пятам,

На море штиль – и не избегнуть встречи…

Но нам сказал спокойно капитан:

«Еще не вечер!»

Вот развернулся боком флагманский фрегат —

И левый борт окрасился дымами!

Ответный залп – на глаз и наугад! —

Вдали – пожар и смерть, удача с нами!

Из худших выбирались передряг…

Но с ветром худо и в трюме течи…

А капитан нам шлет привычный знак:

«Еще не вечер!»

На нас глядят в бинокли, трубы сотни глаз —

И видят нас, от дыма злых и серых…

Но никогда им не увидеть нас

Прикованными к веслам на галерах!

Неравный бой… корабль кренится наш…

Спасите наши души человечьи!

Но крикнул капитан: «На абордаж!

Еще не вечер!»

Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза —

Чтоб не достаться спрутам или крабам,

Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах —

Мы покидали тонущий корабль!..

Но нет – им не послать его на дно!

Поможет океан, взвалит на плечи!

Ведь океан-то с нами заодно!

И прав был капитан —

еще не вечер!

В. Высоцкий

Я не очень помню подробности этой драки. Командир из меня тогда был никакой, и хорошо, что мои ребята в командах и не нуждались.

Урса мы раскроили, как нож гильотины – брусок масла, после чего они мгновенно разделились на две части. Одна часть урса побежала откуда пришла. Вторую мы прижали к скалам и изрубили в считаные минуты. К этому времени я обрел связность речи и мысли, но взять команду на себя опять не успел, потому что на нас навалились с трех сторон не меньше полутысячи – подошло подкрепление, и, конечно же, не к нам…

Дальше – опять провал. Я знаю, что дрался, но не помню – как. Кажется, до скал мы добирались вместе, а там рассеялись. Окончательно я «включился», когда понял, что тащу на себе, закинув его руку на плечо, Игорька Мордвинцева. Он вроде бы шел сам, но из головы у него хлестала кровь, заливая мне плечо и лицо. Где-то на краешке сознания я удивлялся, сколько в человеке может быть крови… Танюшки рядом не было. Надо было остановиться, перевязать Игоря, но это оказалось невозможно – урса шли за нами по пятам. Позади меня держались Сергей со своей Ленкой и Колька Самодуров – он тоже потерял Вальку и вообще в правом плече сзади у него торчала толла. Олька Жаворонкова помогала ему идти.

Сергей догнал меня.

– Не уйдем с ранеными, – сказал он.

Вместо ответа я спросил:

– Где остальные? Остальные живы?

– Не знаю, – помотал головой Сергей. – Я не видел.

– Танька где?

– Не видел, я говорю!.. Олег, не уйдем мы с ранеными.

– Так что же – бросать их?! – огрызнулся я. Под курткой у меня текла кровь Игоря, текла в штаны, текла по ноге, в сапог…