совместить новое и старое. Как он умудрялся совмещать это в себе, одному богу известно. Одновременно он был секретарем комсомольской организации в одном ауле и муллой в другом. Чем это кончилось, нетрудно догадаться: как муллу его прогнали из комсомола, а как комсомольца отстранили от мечети. Во время гражданской войны он был красным партизаном. Волею судеб он сделался первым моим учителем. О первом учителе не грешно рассказать поподробнее, поэтому я расскажу вам, чтобы вы лучше представили себе этого человека, три маленькие смешные истории, связанные с ним.

1. ГАСАН И ПЛЕННИК

Партизаны поймали и взяли в плен солдата-контрреволюционера. Его нужно было отконвоировать в штаб к Муслиму Атаеву. Поручили это дело Гасану. Сначала все шло хорошо. Но вот наступил час намаза. Гасан остановился около ручейка и стал молиться, а пленника посадил рядом на камень. Пленник попросил развязать ему руки, чтобы и он мог сотворить свой намаз. Гасан удивленно спросил:

— Зачем тебе молиться? Ты же белый. Сколько бы ты ни молился, все равно будешь в аду.

— Все-таки ведь я мусульманин. А Муслим Атаев меня не пощадит, сразу поставит к стенке. Так что последний раз мне надо помолиться.

Гасан развязал руки пленнику, приговаривая:

— Вот ты ругал Советскую власть, говорил, что она запрещает мусульманам верить в аллаха. Пожалуйста, молись сколько душе угодно.

После этого Гасан так увлекся молитвой, что когда оглянулся, пленника уже не было, он убежал. Тогда рассерженный Гасан закричал:

— Клянусь аллахом и революцией, я тебя найду и поймаю!

И действительно он его поймал на одном хуторе и доставил по назначению.

2. МОЛИТВА И ПЕСНЯ

В первые годы Советской власти Гасан работал секретарем сельсовета. Сельсоветская печать за это время совсем вытерлась и стала гладкой, потому что Гасан не жалел ее и ставил на всякую бумажку.

Если возникал трудный и важный вопрос, он говорил:

— Надо посоветоваться с муллой и с райисполкомом.

Он пытался, между прочим, перенести выходной день с воскресенья на пятницу, то есть на день рамазана. Он неутомимо пропагандировал, разъяснял народу и проводил в жизнь распоряжения и решения Советской власти и ремонтировал сельскую мечеть, которая пострадала во время гражданской войны.

Мечеть отремонтировали. Назначили день ее открытия. Как раз приехала в район большая культбригада: писатели, художники, артисты, певцы, музыканты. Из района всю культбригаду направили в аул, где Гасан приготовился к торжественному открытию мечети.

Гостей в ауле встретили хорошо. Показали им скачки, борьбу, бой петухов. Гости тоже не остались в долгу: прочитали лекцию, рассказали о предстоящих хозяйственных задачах, дали концерт.

В самый разгар концерта на минарет мечети поднялся муэдзин и громким голосом стал призывать правоверных мусульман к вечерней молитве. Тогда Гасан встал и обратился к приезжим с речью:

— Спасибо, что вы уважили нас и приехали в такой знаменательный день, в день открытия нашей мечети. Спасибо и за концерт. А теперь мы пойдем помолимся. Хотите — продолжайте концерт, хотите — подождите нас, а хотите — пойдемте с нами.

Некоторые люди аула пошли в мечеть, некоторые остались слушать песни приезжих, другие стояли в растерянности и не знали, что им делать. Растерялись и гости. Но потом на крышу, которая была как бы сценой, вышли известные певцы Арашил, Омар, Гази-Магомед да еще певица Патимат из Кегера. Две папахи, один платок, два пандура, один бубен. И полетела над горами новая песня. Это была песня о Ленине, о красной звезде, о красном Дагестане. Они пели ее, то высоко над головой поднимая пандуры и бубен, то прижимая их к груди.

Некоторых молящихся эта песня увлекла из мечети на улицу, некоторые, наоборот, ушли в мечеть.

Об этом забавном случае до сих пор рассказывают в ауле Гасана.

В составе культбригады был мой отец Гамзат Цадаса, а перед ним в седле сидел я, тогда ничего не понимавший.

На прощание гости подарили аулу патефон и громкоговоритель.

3. ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ И ГАСАН

Не знаю, кто распорядился, скорее всего сам же Гасан, но только громкоговоритель, подаренный гостями, повесили на телефонном столбе около мечети. С утра до ночи теперь в ауле вещало радио. Репродуктор на все окрестные горы то трубил в пионерские трубы, то пел, то гремел музыкой, то говорил, то просто хрипел и трещал.

Иногда голос муэдзина с минарета мечети и голос радио смешивались, и тогда вообще ничего нельзя было разобрать.

И вот однажды, как раз перед тем, как муэдзину выйти на свой минарет, громкоговоритель умолк. Кто-то ухитрился перерезать провод на столбе. Когда правоверные отмолились в мечети, Гасан залез на столб и починил провод, громкоговоритель опять заговорил.

На другой день перед молитвой опять замолчало радио. Пришлось Гасану (когда отслужили в мечети) снова лезть на столб.

История повторялась много раз. Все недоумевали: почему Гасан не займется этим и не выследит «диверсанта»?

Каково же было удивление всех аульцев, когда оказалось, что радио каждый раз портил сам Гасан.

В нем боролись две силы: молитва и песня. Гасан их стремился примирить. Он считал, что коран и нормы жизни Советского государства должны сблизиться. Он венчал молодоженов в мечети, а потом вел их в сельсовет расписываться.

У него были свои методы изучения природы. Он останавливался и глядел на звезду или на скалу. Проходили часы, Гасан все стоял. Если ему надо было куда-нибудь отлучиться по делам, он просил постоять за себя жену, а иногда и нас, мальчишек.

В школе он объяснял нам законы движения небесных тел. Рассказывал он нам очень много о землетрясениях, о затмении луны и солнца, о приливах и отливах, и рассказывал как будто интересно, но странно, что теперь у меня в голове ничего не осталось от его рассказов.

В его программе все перепуталось — и арабское, и и русское, и латынь.

На фанере он писал огромные арабские буквы и говорил:

— Учись выводить эти буквы. Твой отец всю жизнь читал и писал по этим буквам.

Потом он выводил такие же большие русские буквы и говорил:

— Учи их. Твой отец в возрасте, когда уже носят очки, выучил все эти буквы. Они тебе пригодятся.

Иногда он давал нам задание выучить какой-нибудь текст, а сам уходил в мечеть молиться.

Когда он обучал нас арабскому письму, в руках у него была палка, которой он и бил нас за ошибки или за нерадение.

Когда же дело доходило до русского алфавита, Гасан брал в руки линейку. Таким образом, нам попадало то от палки, то от линейки.

Попадало мне вот за что. Наш дом стоял рядом с