– Плотина уверяет меня…

– Плотины здесь нет. Она при всем желании не может нашептывать свои желания в ухо Траяну. Зато здесь есть я. Даже будучи в Египте, я каждый месяц писала ему, и готова спорить на что угодно, что мои письма он читал с куда большим удовольствием, нежели послания Плотины. В отличие от нее я умею его рассмешить. Как ты думаешь, что вызывает у нас смех? Вернее, кто?

Адриан резко обернулся – сказалась реакция заядлого охотника – и занес руку. Неферу подняла заостренную мордочку и зашипела.

– Ударь меня, если хочешь, – спокойно ответила Сабина. – Я покажу Траяну синяк, тем более что сегодня вечером он пригласил меня на ужин. Надеюсь, ты тоже получил его приглашение.

Адриан опустил руку. Лицо его напоминало каменную маску.

– Ты еще пожалеешь об этом, Вибия Сабина.

– Когда ты станешь императором? – Сабина повернулась, обходя собак, и направилась прочь. – Можешь говорить об этом со своей лужей, я же поговорю с императором. Посмотрим, кому из нас повезет больше.

Викс

Нашел я их лишь через два дня, голыми руками разворотив каменные глыбы.

Бок о бок со мной молча трудился Прыщ, изредка полушепотом отдавая команды моим солдатам, которые всякий раз спешили мне на помощь, когда я самостоятельно не мог сдвинуть тяжелый камень. Антиной тоже молча копошился рядом со мной, выбирая камни поменьше и полегче. Но я не обращал на них внимания. Словно безумец, ничего не замечая вокруг себя, я разгребал завалы, убирал с дороги битый камень и кирпич, которые еще недавно были нашим домом. От толчков обрушились все четыре этажа, и, увы, моя Мира находилась в самом низу. Вскоре я наткнулся на недвижимое, изуродованное женское тело, и мое сердце едва не выскочило из груди. Впрочем, это оказалась какая-то старая женщина. Ее волосы лишь потому показались мне рыжими, что были измазаны кровью. Дочери погибшей тотчас принялись выть и стенать, и лишь тогда до меня дошло, что я не один пытаюсь разобрать завалы, что рядом со мной трудятся еще десятки людей, соседи, что жили на верхних этажах или в соседних домах. И все они, как и я, искали своих близких. По всему городу люди разгребали обломки домов, выкрикивая имена жен, мужей, сестер, детей. Впрочем, были и те, кто пришел с тем, чтобы поживиться – то здесь, то там можно было увидеть компании мародеров. На моих глазах какой-то молодой мужчина с жадностью рылся в карманах женщины, что лежала посреди улицы с раздавленными ногами. Не обращая внимания на ее стоны, он продолжал ощупывать ее одежду в надежде найти в складках что-нибудь ценное. Я молча подкрался к нему сзади и двумя руками свернул ему шею. Антиной в ужасе уставился на меня. У меня же не нашлось слов, чтобы объяснить ему мои действия.

Время от времени Прыщ заставлял меня вздремнуть. Я ложился тут же рядом, на земле, на расстеленный плащ и, проспав с полчаса, вновь принимался за работу. Вскоре мои руки были изодраны до крови.

– Нам ее не найти, центурион, – произнес огромный африканец, один из лучших моих бойцов, но я пропустил его слова мимо ушей.

На утро третьего дня Прыщ откопал ступню.

Небольшую, с высоким подъемом и тонкой лодыжкой. Она торчала из груды камней и обрушившихся потолочных перекрытий.

Тощий испанец, которого в прошлом месяце я выпорол за то, что он посмел ослушаться моих приказов, положил мне на плечо руку. Я стряхнул ее, а сам бросился на каменную груду и принялся разгребать обломки. Мне под ноготь тотчас впились две острых занозы, но я не замечал боли.

Прыщ и гигант африканец, поднатужившись, сдвинули с места потолочную балку, я же освободил из-под завала стопу моей любимой жены. Затем присыпанную серой пылью голень. Затем усыпанное щепками колено.

В следующий момент откуда-то из глубины обрушившихся балок донесся голосок, едва слышный, но не менее язвительный:

– Ну, наконец-то, муженек.

Стены дома обрушились, а вот кирпичная печь осталась цела. Схватив малютку Дину, моя жена прижалась к печи. Она успела вовремя, потому что в следующее мгновение рухнула крыша. Падающие балки наверняка убили бы их насмерть, если бы не печь – две балки обрушились поперек печи, что и спасло мою жену и дочь. Правда, нога Миры оказалась поймана в каменный капкан, зато печь и потолочные балки образовали нечто вроде крошечного кармана, который и стал их спасением. Рядом со мной мои солдаты орали, сыпали проклятиями, напрягали усталые мускулы, чтобы сдвинуть очередную балку. Я же, как зачарованный, смотрел в небольшую щель, которую сумел проделать в груде обломков.

Мне была видна прядь волос моей жены, кусочек покрытого ссадинами лба.

– Ты ранена.

И тут я увидел кровь. Мое сердце тотчас застучало, словно кузнечный молот, готовое в любой момент выскочить из груди. Через всю щеку Миры протянулась коричневая полоса запекшейся крови.

– Нет, – ответил голос моей жены со странной хрипотцой. – Это родовая кровь.

– Что?

– Меня стукнуло балками, и ребенок попросился наружу еще до того, как осела пыль.

Мира повернула голову, и на меня в щель посмотрел один ее глаз.

– Ты поклялся, что наш второй ребенок родится в доме. Но если не ошибаюсь, ничего не сказал о том, что дом будет целым.

– Эй, давайте поживее! – крикнул я своим солдатам.

– С нами все в порядке, со всеми тремя, – голос Миры подрагивал, но, клянусь всеми богами, я не услышал в нем ни паники, ни уныния. – Когда мои двоюродные сестры рожали, я помогала повитухам, и потому знаю, как перевязать пуповину.

– Живее, кому сказано!

Натужно скрипнув, в сторону сдвинулось еще одно бревно. Я, не раздумывая, прыгнул в образовавшееся отверстие и, протянув руку в небольшую щель, зиявшую в груде обломков, вытащил наружу мою жену: грязную, в крови и пыли, но улыбающуюся мне самой счастливой улыбкой.

– Воды, – прохрипела она, и тогда я крепко прижал ее к себе. Мое сердце по-прежнему бешено колотилось в груди, в ушах по-прежнему стояли крики, которые начались, как только я откопал среди камней ее ногу. Впрочем, вскоре до меня дошло, что крики настоящие и исходят от двух свертков у нее на руках. Одним таким свертком была Дина: из шали, в которую завернула ее Мира, был виден клочок ее черных волос. Второй сверток…

– Это наша вторая дочь, – сказала Мира, вручая мне пищащий кусок мяса, все еще перемазанный родовой кровью и наспех закрученный в синюю материнскую шаль.

– Это хороший знак, – глубокомысленно произнес испанец. – Родиться среди крови и руин и все равно стремиться к жизни. Как и мы.

Прыщ крикнул, чтобы принесли воды и перевязочный материал. Антиной первым бросился выполнять приказ.

Придавленной ноге Миры требовалась помощь. Было видно, что ей больно на нее наступать. Мне ничего другого не оставалось, как придерживать жену, чтобы та не упала. Что я и делал, дрожа всем телом.