Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я понимаю, что прошлого уже не вернешь, родовые дворцы и поместья моих родителей давно стали музеями…
Но неужто власти не могли бы выделить графине Шереметевой-Юсуповой хотя бы небольшую квартиру в Петербурге?»
В. А. Серов. «Портрет князя Ф. Ф. Юсупова-младшего». 1903. ГРМ.
Не по дому господин, а дом по господину.
Ищи добра на стороне, а дом люби по старине.
И стены в доме помогают. Дома и солома съедома.
Известно, что люди и принадлежащие им дома связаны между собой каким-то таинственным, неведомым образом, особенно если в доме прожило несколько поколений представителей одной семьи и он стал родовым «гнездом». Наши далекие предки догадывались об этом, почитали домового дедушку-бога, который, как говорят, живет и ныне в каждом уважаемом здании. В давние времена считалось, что домовой защищает по мере сил своих домочадцев, хотя иной раз и выказывает характер. Козни домового непременно усиливались, если дом был стар, а хозяева — не очень, из нуворишей.
Князьям Юсуповым принадлежало немало знаменитых исторических зданий, большинство из которых так или иначе уже упоминались в книге. В этой главе их краткая история некоторых из них сводится воедино, что не позволило обойтись без неизбежных повторов.
У ХАРИТОНЬЯ В ОГОРОДНИКАХ
О многовековой московской жизни рода князей Юсуповых, пожалуй, лучше всего рассказывает история их фамильного дома-дворца. И сегодня в столице трудно найти усадьбу с такой богатой историей, дом, чьи камни помнят о стольких веках, о стольких великих событиях, а равно скрывают столько тайн.
«Фасад палат князя Н. Б. Юсупова». Фиксационный чертеж 1814 г. ЦГИАМ. (Репрод. из книги С. К. Романюка «В поисках Пушкинской Москвы».)
Судя по всему, Николай Борисович Юсупов далеко не сразу окончательно решился стать москвичом, а московская жизнь далеко не в раз приглянулась ему и показалась много лучше петербургской. Ведь большая часть княжеской жизни в пределах Отечества прошла на его малой родине, в Северной столице, на берегах Невы. С 1802 года, то есть после фактического выхода в отставку, князь постепенно начал перевозить свои коллекции в Москву, в родовой дом «у Харитонья в Огородниках» — так называлась ближайшая, хотя не приходская церковь — преподобного Харитония в Огородниках. Харитоний — по церкви, ее святому, а Огородники — старинное московское урочище, получившее название по Новой Огородной слободе. Она располагалась на противоположной стороне Большого Харитоньевского переулка, где стоит Юсуповский дворец. Вообще-то слобод имелось две — Старая и Новая. Старая была вытеснена из центра города по мере роста столицы. Так образовалась слобода Новая, но и она постепенно должна была уступить место всевозможным домовладениям и домостроениям, находившимся в собственности людей преимущественно небедных. В начале XIX столетия частные огороды тут уже представляли большую редкость. Земля достаточно дорогая, хотя и несколько удаленная от центра города, разумеется, по понятиям тех далеких времен.
Подпись Сергея Львовича Пушкина под контрактом о наеме дома князя Н. Б. Юсупова 24 ноября 1801 г. ЦГИАМ. (Репрод. из книги С. К. Романюка «В поисках Пушкинской Москвы».)
Храм Харитония в Огородниках давно ликвидирован решением Моссовета, ну а былые огороды теперь окончательно застроены домами. Кстати, во времена Николая Борисовича современный Большой Харитоньевский переулок звался Хомутовской улицей, а в разговоре — Хомутовкой, но не в честь лошадиного хомута, а по фамилии одного из домовладельцев — сержанта Лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Алексеевича Хомутова. В документах Юсуповского архива усадьба называется именно по Хомутовской улице, но для коренных москвичей привычнее наименование «у Харитонья в переулке». Ведь этот «литературный адрес» поместил на карту Москвы сам Александр Сергеевич Пушкин — один из обитателей района и дворца князя Юсупова.
Интерьер Большой палаты дома кн. Юсуповых в Б. Харитоньевском пер. Фотография начала XX века.
Почему-то Юсуповский дворец в Москве принято называть «палатами боярина Волкова». Этот весьма невидный вельможа времен царствования императора Петра Великого никаким боярином не был, а служил личным секретарем всесильного тогда светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова. Волков получил палаты в качестве государственного дара совсем ненадолго, менее чем на десять лет — очередная дворцовая интрига смела его с политического Олимпа, но вот имя Волкова на веки вечные закрепилось за дворцом Юсуповых, которые владели этими палатами с 1727 по 1917 год — почти два века, а все — «Волков».
Первым же владельцем палат считают в Москве царя Ивана Васильевича Грозного. «Строили этот дом архитекторы Барма и Постник, те самые, что создали в Москве собор Василия Блаженного», — сообщает семейную легенду князь Феликс Феликсович в книге воспоминаний[333]. В истории он разбирался слабовато, особенно отечественной, хотя, разумеется, родовой дворец по архитектуре так хорош, что вполне достоин быть приписанным главным русским зодчим времен Грозного. Старая московская легенда гласит, что царь Иван приказал ослепить их «в благодарность» за строительство собора Василия Блаженного, точнее — храма Покрова, что на рву, на Красной площади. Собор — памятник взятия Казани, а значит, и приезда князей Юсуповых на Русь. Строить же, не имея глаз, как-то затруднительно. (Современные исследователи предполагают, что в наличии имелся только один архитектор Барма, по прозвищу Постник, но сути дела это особенно не меняет.)
«Палаты боярина Волкова» в Большом Харитоньевском переулке в Москве. Фотография конца 1890-х гг.