– Не бойся, – сказала Девонна раненому. – Ты не умираешь. Сейчас силы вернутся к тебе.

Она наложила руки на рану, и дружинник задышал ровнее.

То и дело наклоняясь, оставшиеся в живых осматривали лежащие вперемежку тела. На ногах держались немногие. Теперь они вместе, не разбирая, кто под чьими знаменами дрался, ходили по полю и искали выживших. Кто с кем бился, тот с тем рядом и упал: небожители и люди в разрубленных доспехах, варды, стьямма и хельды. Великан с черной гривой рассыпавшихся волос, не выпуская боевого топора, которым он искорежил доспех небожителя, лежал в луже собственной крови. Над ним наклонился худой, бледный лекарь из обоза вардов. По его знаку помощники подобрали великана.

В обозе короля Неэра епископ Эвонд, воздевая дрожащие руки, мешал старшему лекарю. Тот обрабатывал серьезную рану небожителя, а Эвонд, объятый почтительным страхом, повторял:

– Можем ли мы лечить их, как простых смертных? Не разгневается ли Вседержитель, что мы грешными руками оскверним…

Лекарь стиснув зубы продолжал свое дело.

В даргородский стан принесли закованного в броню жезлоносца. Пока его раздевали и перевязывали, он пришел в себя, увидел острые уши и полосатые волосы Ликсены, пробормотал: «Святой жезл!» – и снова впал в беспамятство.

Король Неэр был тяжело ранен в грудь. Его отнесли в его собственный шатер и перевязали. Неэр часто терял сознание, но, приходя в себя, каждый раз успевал вспомнить: князь Севера не разгромлен, хотя и не победил. Неэру было спокойно на душе, он не чувствовал ни гнева, ни скорби, что возмездие над сыном погибели не совершилось. «Не нужно со мной сидеть. Иди в обоз, там многие нуждаются в помощи», – собравшись с силами, приказал король своему лекарю. «Вот я и свободен, – подумал Неэр, когда остался один. – Я строил храм, вел войну и всей свой жизнью служил Престолу. Теперь я ранен и больше никому не могу служить… Для меня все закончилось. Прости меня, Вседержитель, я ничего от тебя не утаил и отдал все, что имел, но я рад, что мне больше нечего отдавать».

Май ходила по полю битвы: искала Райна. Она нашла его: Райн сидел над мертвым вардом, сжимая в руке обломок остроги. Лицо, рубашка и руки сына озерника были в крови.

– Райн! – Май присела и схватила его за плечи. Райн опустил голову. – Что ты?

– Они все умерли, – безжизненно проговорил сын озерника.

– Райн, пойдем! Пойдем скорее отсюда! – Май приподняла его, как раненого. Райн с трудом встал и побрел за ней, держась за руку девушки.

– Они все умерли, – пробормотал он, когда Май усадила его на землю в стороне от поля боя. – Я раньше жил у озера. Наверно, оно высохло. И трава вокруг пожелтела. И лес сгорел. Там все черное теперь… – Райн растерянно посмотрел вокруг. Последний проблеск памяти угас в его глазах. Теперь это был озерник – не сознающий себя, не имеющий имени.

Май заплакала.

– Нет, ничего не сгорело, озеро не высохло! Приди в себя, ты человек, у тебя есть имя: Райн! – повторяла она. – Райн, я тебя зову! Ты обещал не умирать.

Она плакала, обнимая его, уговаривала, напоминая про обещание. Райн молча сидел, прислонившись к ней и как будто понемногу отогреваясь.

– Май… – наконец неуверенно отозвался он.

Здесь, рядом с Небесными Вратами, не жили земнородные: здесь не было ни рощ, ни озер, ни зарослей камыша, ни густой полевой травы. Само небо Обитаемого мира появилось здесь недавно.

– Райн, пусть здесь будет ручей, – попросила Май. – В земле же есть ключи. Пусть забьет ключ, Райн? Пожалуйста.

– Тут нет… – обронил Райн; посидел, устало к чему-то прислушиваясь. – Тут нет… А вон там, – он показал рукой.

Словно преодолевая себя, он встал на колени и прислушался к земле.

– Да, там… Если ветер успел принести сюда какие-нибудь семена, ты сделаешь траву, Май? Пусть она вырастет, ладно?

Чтобы согреть раненых, дружинники разложили костры. Ивор с перевязанной рукой принес с речки ведро воды. Он храбро дрался весь бой рядом с Кресиславом. Креса, получившего рану в бедро, уложили у огня. «Ну что такое! Опять лежать, опять отвары да перевязки!..» – сильней, чем от боли, Крес страдал от предвкушения тягостных дней лечения, которые его ожидали теперь.

Около одного из костров Элстонд, заливаясь слезами и от отчаяния нисколько не стыдясь этого, повторял:

– Ликсена, мой брат…

Нейви лежал на земле в разрубленной кольчуге. Они с Элстом весь бой прикрывали друг друга, и Элст видел, как он упал под мечом небожителя.

Ликсена склонилась над молодым вардом. Элст стоял на коленях рядом. Нейви был еще жив.

– Он умрет?

Ликсена подняла на него виноватый взгляд.

– Я не знаю.

– Нет, Ликсена, нет. Я не умею лечить, но я что хочешь для него сделаю. Скорее лечи или зови Девонну, но он должен жить. Наша матушка… она же нас ждет обоих, – Элстонд вытирал слезы, они мешали ему говорить.

– Я… все, что смогу, – Ликсена уже хлопотала над раненым, а Элст повторял:

– Нейви, не вздумай умирать. Матушка будет горевать по тебе, она никогда не оправится, если мы не вернемся вместе. Нейви, ты должен вернуться домой!

Девонна склонилась над мужем. Она видела, что он не ранен. Земнородные-полукровки о самой Девонне говорили, что от нее исходит сила летнего солнцеворота. Сейчас вестница чувствовала такую же силу, исходящую от Яромира, но гораздо мощнее. Если бы Девонна была в лесу, она бы подумала, что оказалась в самом сердце леса, которое способно порождать существ и давать жизнь деревьям и травам.

Яромир лежал у костра в помятых доспехах, без шлема, у него были закрыты глаза. Девонна подняла взгляд на шаманку Фьорвит. Рядом с шаманкой безотлучно находился Волчок. В походе он служил ей помощником. Она взяла его в ученики, хотя в нем и не было крови стьямма и он не был женщиной.

Шаманка положила руку на грудь Яромиру, где под доспехом притих Малый Гриборкен. Ящерка-подкаменник узнала Фьорвит и так же, как раньше передавала ей сны Великого Гриборкена, передала ей и видение Яромира.

– Хребет Альтстриккен переместился, – сказала Фьорвит. – Змей вернулся и снова уснул. А в нем, – Фьорвит кивком показала на Яромира, – Обитаемый мир обрел мысль и волю, какая бывает у человека. Твой муж призвал Великого Гриборкена на борьбу с Князем Тьмы. Теперь весь Обитаемый мир вступает в борьбу. Вседержитель хочет вмешаться, но Обитаемый не повинуется его власти.

Тем временем вечернее небо, ярко окрашенное закатом, потемнело от сизых туч. Обитаемый мир хотел войти в Небесные Врата, в благословенный край у подножия Престола. По небу неслось множество всадников – тысячи громниц гнали грозовые тучи. Первые громницы доскакали до стены и отпрянули, их кони испуганно вставали на дыбы, храпели и хотели повернуть назад на своих небесных тронах. Из-за стены бил ослепительный, яркий, невыносимый свет.