— Я вам расскажу все позже, святой отец. Когда мы отправимся в совместный путь.

— Это очень любезно с вашей стороны, сын мой. Вы же знаете, как я люблю приключения.

Поспать им удалось часа два-три, не больше. Витус не дал никому как следует отдохнуть, настояв на раннем подъеме. Не в последнюю очередь это было вызвано беспокойством, которое посеял в его душе отец Эрнесто, предложив скакать в монастырь, опередив других. Стоя на обочине, монах наблюдал, как друзья взваливали на спину багаж. На ногах у него были желтые туфли. Сделав несколько шагов на пробу, Эрнесто радостно воскликнул:

— Господь мне свидетель, это действительно удобная обувь! У меня такое ощущение, что я мог бы добежать в ней прямо до Сантьяго-де-Компостелы.

Нагруженный Магистр подошел к нему.

— На сегодня хватит и Алесона, который должен быть милях в двадцати западнее Логроньо. Но заверяю вас, святой отец, к тому времени эти ваши туфли уж точно срастутся с вашими ногами, и вам уже не захочется снимать их.

Вопреки своим опасениям, отец Эрнесто с легкостью подстроился под темп движения друзей-путешественников. Что влияло на это в большей степени — отсутствие мозоли и новая обувь, весенняя погода или хорошее настроение, царившее в компании, — он не мог сказать. Да это и не важно, ведь всю дорогу августинец внимал захватывающему повествованию кирургика о последнем этапе их странствий.

— Как вы понимаете, святой отец, — рассказывал Витус, — было весьма непростым делом найти в Генуе капитана, который смог бы доставить нас по Лигурийскому морю в Барселону, поскольку в конце года редкая торговая галера покидает гавань. К тому же мы были не в состоянии оплатить вояж и не выглядели платежеспособными людьми.

— Охотно верю, — бодро отозвался Эрнесто. Он живо представил себе, какое странное впечатление производила на окружающих эта компания, ведь и сам поначалу поддался ему.

— Целыми днями мы околачивались в порту, перебиваясь случайными заработками и ораторским искусством Магистра, рассказывавшего любопытной толпе на Пьяцца Сан-Маттео о наших приключениях.

— Да, — подал голос ученый, шагавший в арьергарде маленького отряда, — я чувствовал себя помесью Цицерона и Шахразады.

Отец Эрнесто обернулся, не замедляя шага.

— Кто такой Цицерон, я знаю, господин Магистр, а вот второе имя… Как там? Шах… Слышу впервые.

— Шахразада, святой отец. Так звали прекрасную рассказчицу из «Alf laila waleila».

— А это еще что такое?

— Это по-арабски. Означает «Тысяча и одна ночь».

— Так оно и есть, — кивнул Витус и продолжил рассказ. — Возвращаясь к «Тысяче и одной ночи»: наши бесконечные потуги попасть на корабль казались мне злой сказкой. Под конец я уже был в полном отчаянии, ведь я хотел, более того, я должен был непременно попасть в Камподиос, а мы застряли в Генуе, словно нас цепями приковали к причальной стенке. Мы предпринимали попытки не только в конторах и на складах торговых компаний, но и вблизи от маяка Торре-делла-Лантерна, но все понапрасну. Выспрашивали в окрестностях собора Сан-Лоренцо, где расположен не один постоялый двор, в которых часто бражничают моряки, и тоже впустую. Пытались заговорить с богатыми купцами у палаццо Дукале, чтобы разузнать, не отправляется ли какой-нибудь из кораблей в Барселону, — все тщетно.

— Если все ваши усилия оказались напрасными, то лишь чудо могло привести вас в конце концов на землю Испании.

— Называйте это как хотите: чудо, везение или особое стечение обстоятельств. Случилось это на постоялом дворе «Фортуна», где мы сидели после долгого дня горьких поражений и предавались унынию. К счастью, у нас оставалось еще несколько монет, и мы могли заказать еду. Хозяин, приветливый человек, давал нам чуть больше, чем должен был, и даже для Бородача у него на заднем дворе нашелся клочок земли, поросший травой. Да, так все и было в тот знаменательный день.

— Ну и? Что случилось потом?

— Неожиданно кто-то громко выкрикнул: «Кирургик, это вы?! Клянусь водорослями Саргассова моря, это именно вы!» Кричавшего звали Пайнт. «Пайнт» — это пинта по-английски. Он английский матрос, вернее, был им. Почему, сейчас узнаете. Это приземистый крепыш, почти одинаковый что в ширину, что в высоту, с руками молотобойца. Много лет он прослужил на корабле капитана Ипполита Таггарта, знаменитого корсара, вернувшегося anno 73 после самого, пожалуй, успешного похода за всю историю каперства. На «Фальконе», корабле Таггарта, мы с друзьями ходили какое-то время. Вот с тех пор я и знаю Пайнта.

Отец Эрнесто, ростом ненамного превышавший Магистра, посмотрел на Витуса снизу вверх.

— Должно быть, вы были добрыми друзьями, иначе трудно объяснить его огромную радость при встрече.

— Нет, не сказал бы. Скорее, такую бурю восторга вызвало воспоминание о пережитых вместе приключениях. Дело в том, что именно Пайнт помог мне в свое время спасти пострадавшего от несчастного случая матроса, жизнь которого висела на волоске. Дункан Райдер, так звали несчастного, споткнулся о свернутый бухтой канат и получил вдавленный перелом свода черепа. Или, выражаясь менее научно, у него была сломана и продавлена внутрь черепная кость. Я сделал ему трепанацию, а помогал мне в этом старый корабельный врач доктор Холл.

— И я помогал! — пропищал вдруг Коротышка, как всегда шагавший с младенцем впереди. — Кровь заговаривал. Помнишь?

Красный шар,

Жаркий жар,

Завертись, закружись,

На обратный путь ложись,

Замри дотоле

По моей воле![54]

— Разумеется, помню, — подтвердил Витус. — Это была сложная операция. Я тогда вставил пострадавшему в череп золотую монету, и, надеюсь, он до сих пор с ней разгуливает по миру. Ну так вернемся к Пайнту: в спасении жизни Дункана Райдера, преданного отца и семьянина, есть и его заслуга. Это нас и объединило.

— Ну а дальше? — нетерпеливо спросил отец Эрнесто. — История на этом наверняка не заканчивается?

— Нет, не заканчивается. Ибо Пайнт сегодня больше не матрос, а совладелец одной Генуэзской торговой компании. На свои призовые деньги он выкупил часть ее.

Глаза Эрнесто заблестели.

— Пути Господни неисповедимы! Рад за Пайнта. Наверняка он приличный, богобоязненный человек. Но ведь он англичанин. Каким же образом судьба забросила его в Геную?

— Во всем виновата любовь, святой отец. В один прекрасный день ему повезло, и он познакомился не с очередной портовой девицей, а с красивой девушкой из хорошей семьи. Звали ее Орнелла, и она была родом из Генуи. Вот он и отправился на ее родину, женился на ней и позаботился о стабильном доходе для семьи.

— Какая замечательная история! И, стало быть, благодаря этому Пайнту…