Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мириам Лэмб позволила себе легкую улыбку. Еще один взгляд в сторону окна — и она откашлялась, выпрямившись на стуле. Ее внимание вновь сосредоточилось на разложенных перед ней картах. Прошло еще несколько секунд, прежде чем она сказала:
— Могу ли я кое-что спросить?
— Что угодно.
— Сколько вам лет?
— В апреле мне исполнилось пятьдесят три.
— Выходит, я старше вас на восемь лет, — задумчиво кивнула Мириам. — Но я помню свои пятьдесят три. Это было за четыре года до смерти хозяина…
— У вас нет хозяина, — напомнила ей Кэтрин Герральд.
— Но тогда был. Хозяин… — Она осеклась и исправилась: — Мистер Стэнвик скончался в тот холодный январь. Господи, холод был лютый! Но у нас всегда был огонь в очаге, мы заботились о тепле дома. Все мы: и Степпер, и я. К сожалению, мистер Стэнвик все равно зачах.
— Соболезную, — кивнула Кэтрин.
— Вы должны знать, что мистер Стэнвик был хорошим человеком. Помогать ему было в радость. Я иногда думаю о нем. О нем и о его жене. Ей нравилось покачиваться на еловых качелях, которые Степпер повесил для нее, а мистер Стэнвик подталкивал ее выше и выше. Она была счастлива, как ребенок! Это было совсем не похоже на пребывание… в том, другом месте, о котором я вам говорила.
— Похоже, с бубнами не вышло. Давайте посмотрим другие ваши карты, — сказала Кэтрин и отпила превосходного яблочного сидра из глиняной чашки, стоявшей рядом с пистолетом.
— Да… Кэтрин. — Среди следующих четырех карт оказались червонные, включая туз, и одна трефа, что приносило еще одно очко и могло спровоцировать выкрик «Джинго!», если бы Мириам умела играть, как хитрецы из Нью-Йорка.
Достичь двадцати одного очка в той же масти, что и «карта замка» (сейчас это были бубны), удавалось крайне редко, хотя именно об этом все и мечтали, играя в эту игру. Обе женщины ждали появления Безумной Королевы, которая могла разрушить «замок» и перенаправить его на другую масть.
Мириам улыбнулась.
— У вас шестнадцать, а у меня четырнадцать, и мне кажется, вы выиграете эту партию.
— Посмотрим. Вам нужно просто набраться терпения.
— Здесь речь не о терпении, а о везении. Впрочем, я считаю себя самой удачливой женщиной из всех, кого знаю. Хотелось бы, чтобы Степпер это увидел. Ему тоже везло в карты.
Самая удачливая женщина, — подумала Кэтрин. Восхитительный оптимизм для человека с такой судьбой. Как минимум, у них с мужем отняли любимого тринадцатилетнего сына, и уже одно это могло стать разрушающим горем на всю оставшуюся жизнь. Однако Мириам Лэмб не вешала нос. С детства она была рабыней и пережила нескольких хозяев, далеко не о каждом из которых можно сказать пару добрых слов. Для некоторых рабы были в лучшем случае животными, работавшими до седьмого пота. Или же просто вещью, которую можно с легкостью продать на ближайшем аукционе тому, кто предложит лучшую цену. Сейчас у Мириам была своя собственная хижина. Она восстановила ее из руин вместе с мужем Стефаном Лэмбом. Кэтрин сидела за столом, который смастерил Стефан. И многое в этом доме было сделано его руками. Они с Мириам прошли долгий путь. Однако последние три года Стефан не сопровождал супругу в этом путешествии под названием «жизнь». Как и их бывший хозяин Джерард Стэнвик, он заболел и зачах кровати в соседней комнате. Теперь тело Стефана покоится на поляне в лесу за хижиной в нескольких ярдах от того места, где Мириам похоронила и свою убитую собаку. Что до последнего хозяина Джерарда Стэнвика, то он и вправду был неплохим человеком. Он занимался мехами и успешно торговал ими в Голландии. Перебравшись сюда, занялся фермерством в своем поместье, которое располагалось примерно в сорока милях от хижины, где сидели Мириам и Кэтрин. Сейчас, после его смерти, поместье перешло к другому владельцу.
Что до самой удачливой женщины, то теперь она осталась одна, и Кэтрин Герральд приехала к ней из Нью-Йорка, чтобы убедиться, что ее удача не иссякла.
Мириам Лэмб — крепкий орешек, — размышляла Кэтрин. Хотя некоторые слабости человеческого тела уже настигли Мириам в ее шестьдесят один год: она сильно сутулилась — сказывались годы тяжкого труда, — тело было худощавым, а в заколотых костяной заколкой волосах тлела седина. Морщинистое лицо Мириам было почти иссиня-черным, как у чистокровной африканки. В свете настольной лампы и сиянии настенного фонаря, висящего на крюке рядом с дверью, темные глаза Мириам буквально очаровывали Кэтрин. Они были черными, как чернила, налитые в чернильницу в агентстве «Герральд», и светились умом и прозорливостью. Правда, в карточной игре Мириам отставала от Кэтрин на четыре раунда, но она только осваивала эту игру, а уже достаточно хорошо понимала ее логику. Разложив колоду почти сразу по приезде вчера днем, Кэтрин решила не поддаваться ей, а учить ее побеждать в схватке с серьезным противником. Так учили и саму Кэтрин.
Однако торопить Мириам Лэмб она не собиралась. В этой игре важно научиться сосредотачиваться. И ждать, как ждали обе женщины.
Вчера вечером они — не явились сюда.
Явятся ли сегодня? Возможно, хотя время уже позднее. Однако до колдовского часа, когда скелеты восстают из могил, было еще далеко.
Следующие четыре карты Кэтрин принесли ей валета треф, дающего еще одно очко. Остальные оказались бесполезны, так что теперь она застряла на семнадцати очках.
— Боже, гляньте сюда! — воскликнула Мириам с легким приливом волнения, вытягивая руку с четырьмя картами. Король треф добавлял одно очко, как и остальные карты двора. Туз пик давал еще одно очко, а девятка треф была неприменима. Однако в совокупности с шестеркой бубнов, выходило двадцать два. Это был успех!
Первое, что Мириам показала Кэтрин два дня тому назад, когда она поднялась в офис дома номер семь по Стоун-Стрит, был пожелтевший документ, подписанный различными чиновниками, которые, как верила Кэтрин, морщили свои припудренные носы, прижимая перо к пергаменту. Это был приказ об освобождении, который давал Мириам и Стефану свободу от рабства. По опыту
