Зорге из Японии за три месяца до начала войны указал дату нападения 20–22 июня 1941 года (Широнин В. Под колпаком контрразведки. Тайная подоплека перестройки. М.: Пламя, 1996. С. 33). Телеграмму бросили в корзину.

Германский посол в Москве Шуленбург за несколько дней до трагической даты сообщил у себя в посольстве советскому послу в Германии Деканозову о том, что Гитлер нападает на СССР 22 июня (Канун… С. 316). Сталин и эту информацию пропустил мимо ушей. Берия, еще один ближайший холуй Сталина, грозился всех разведчиков стереть в лагерную пыль, ибо верил в предначертание своего шефа, что в 1941 году Гитлер войну не начнет (указ. соч., с. 319). 14 июня 1941 года министр обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба РККА Жуков при встрече со Сталиным просили разрешения о введении боевой готовности в войсках, ибо положение очень тревожное. Сталин отказал, и с этим оба маршала удалились (указ. соч., с. 320–321).

Этой встрече необходимо уделить особое внимание, ибо она могла изменить весь ход военных действий начальной стадии войны. Тимошенко и Жуков обладали всей информацией о состоянии противоборствующих сторон на западной границе СССР. И для них, как специалистов военного дела, было не секретом, что скопившаяся военная армада немцев и их сателлитов вдоль западной границы не может вечно стоять в законсервированном состоянии, ежедневно разбухая от поступающих подкреплений. Слепому уже ясно было, что эта армада сконцентрировалась не для броска на Англию, как об этом заверял Гитлер Сталина, чтобы усыпить бдительность советской стороны, а для прыжка на своего подельника по августовскому пакту 1939 года, почему-то впавшего в состояние абсолютной доверчивости к бывшему фельдфебелю, со времен «Майн кампфа» не скрывавшему волчьего аппетита относительно восточного соседа. Да и обильная развединформация, поступавшая из разных источников, грозно предупреждала: в ближайшие дни враг готов к броску, даже указывались даты 20–22 июня. И два маршала должны были костьми лечь, но доказать Сталину, что Гитлер готов нанести удар чудовищной силы. И если не принять чрезвычайных мер по обеспечению собственной безопасности, то этот удар обернется большой бедой для страны, для десятков миллионов советских людей. Должны были доказать, а в случае отказа принять их предложение подать в отставку, чтобы не нести исторической ответственности за непринятие адекватных мер по отражению вражеского нашествия. Но не осмелились, проявили неслыханную моральную трусость. Как позднее признавался Жуков, если бы они настаивали на своем решении, то Сталин мог бы отдать их в руки Берии для расправы. Очень переживали за свою жизнь, сознательно жертвуя страной и сотнями миллионов советских людей. Хотя военный человек в любое время должен быть готовым отдать свою жизнь за Родину. Профессия такая. Не отдали, поступились своим профессиональным долгом. И еще неизвестно, отдал бы Сталин двух маршалов руководителей вооруженных сил на съедение Берии или нет. Время было слишком грозное, чтобы еще министра обороны и начальника Генштаба пускать в распыл. Кого ставить-то во главе советского воинства? И так уже всех видных военачальников перестреляли. А если действительно в ближайшие дни немец нападет, то как оправдываться хотя бы перед самим собой?!

Маршалы долго не рефлексировали. Сталин отказал — развернулись и ушли. Своя рубашка ближе к телу. И черт с ними, с этой страной и этими миллионами русская баба еще нарожает.

Так из-за трусов Тимошенко и Жукова и самодурства Сталина, верившего только Гитлеру, страна была обречена пройти катастрофами разорительной четырехлетней войны.

Жуков, трясущийся перед Сталиным, вмиг преображался перед нижестоящими. Признавал только Сталина. Ходил с палкой. Мог ударить кого угодно. В 1931 году Буденный отмечал «чрезмерную грубость и жестокость Жукова с подчиненными» (Спар Уильям. Жуков. Взлет и падение великого полководца. М.: Издательская группа «Прогресс» — «Литера». 1995. С. 32).

Командующей армией генерал Горбатов тоже ходил с тяжелой суковатой палкой, мог из нижестоящих ударить кого угодно и ударял (Андреевский… Тридцатые сороковые годы… С. 172–173).

Советским генералам ломали ребра, выбивали зубы их преданность и любовь к тирану только крепчала. Рокоссовскому выбили девять зубов, но он до конца дней никакой хулы на Сталина не терпел, уважение к нему питал безграничное.

Вот такая генерация новых советских военачальников-крепостников народилась взамен царской: трусливых перед вышестоящими начальниками и жестоких с нижестоящими.

Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года уведомляло советский народ и международную общественность, что слухи о готовящейся войне между СССР и Германией не имеют оснований, условия пакта соблюдаются.

И даже в считаные дни до 22 июня Генштаб дает указание всем командующим войсками округов, армиям и флотами пресекать любые попытки приведения войск в боевую готовность. Такие указания поступали даже 20 июня. За десять дней до начала войны всем командующим приграничными округами «во избежание провокаций» дано указание запретить полеты нашей авиации в десятикилометровой пограничной полосе (Канун… С. 322).

Просталинские публицисты извели немало чернил в попытках доказать постоянную заботу Сталина об укреплении обороноспособности страны. Странная эта была забота. С начала тридцатых годов из партизанской школы минеров стали исчезать курсанты. Школьными начальниками причины не объяснялись. Да вряд ли они и сами знали о них. В начале тридцатых годов арестовано свыше 3000 генералов и офицеров Красной Армии по обвинению в «бонапартизме». Большинство уничтожено (Спар Уильям. Жуков. Взлет и падение великого полководца. М.: Издательская группа «Прогресс» — «Литера». 1995. С. 14). По «бонапартизму» прошли и аресты 1937–1938 годов.

В 1937 году вдруг был открыт «заговор маршалов» во главе с Тухачевским. Ни один из его апологетов не удосужился объяснить, как мог возникнуть подобный заговор в атмосфере всеобщего доносительства и всесилия ГПУ, не оставлявшего без своего внимания ни один сколь-либо существенный орган общественного организма, особенно такой, как армия, к лояльности которой Сталин был особенно чуток.

К 1937 году Сталин сумел вычистить парторганы от всех своих сколь-либо значимых оппонентов. Оставалась почти нетронутой армия. Требовалась показательная порка ее высшего комсостава, чтобы чувствовали, с чьей руки кормятся.

Не случаен и выбор Тухачевского как вдохновителя заговора.

Если все ближайшие сподвижники Ленина, хорошо осведомленные о «выдающихся заслугах» Сталина в период Гражданской бойни, были уничтожены, то оставался высший комсостав Красной Армии, тоже хорошо осведомленный об «организаторских талантах» Сталина как военного руководителя. Ведь только благодаря его капризу не была оказана своевременная помощь войскам Тухачевского и польский поход Красной Армии был провален. От суда Сталина спас только Ленин. Ясно, что свидетеля такого позора оставлять на празднике жизни не следовало.

Примешивался и сугубо личный аспект флирт Тухачевского с любовницей Сталина, оперной певицей Давыдовой. Внешне уродец-грузин явно проигрывал статному красавцу