Невзирая на шторм, Маг на глазах поправлялся, хотя первое время дела его были куда как плохи. Он вскрикивал, бредил, метался и скрежетал зубами, борясь во сне с одному ему ведомыми напастями, и вещи в тесной каюте начинали то светиться прозрачным голубым огнем, то расплываться на глазах у изумленной принцессы, которая догадывалась, что силы, сталкивающиеся в израненном теле Мага, каким-то образом влияют либо на окружающие предметы, либо на неё саму, заставляя видеть то, чего на самом деле нет и быть не может. Длилось это, впрочем, недолго. Постепенно Ла-гашир затих, и девушка, с замиранием сердца наблюдавшая за тем, как безвольное тело его мотается в ремнях по взбрыкивавшей в такт содроганиям корабля койке, в конце концов не выдержала и легла рядом с ним. Придерживая его рукой за плечи, она чувствовала, как, обретя опору, расслабляется скрученная пружина его тела, как расплываются в сонной полуулыбке искусанные губы, глубже и ровнее становится дыхание.

С детства сознавая, что Небесный Отец обделил её изяществом и красотой, Чаг поначалу бездумно, а потом вполне осознанно делала вид, что не интересуется ничем вызывающим восторг у её подруг. Родись она мальчишкой, все присущие ей недостатки если и не превратились бы в достоинства, то по крайней мере не бросались бы так в глаза окружающим, и, понимая это, принцесса старательно играла роль мальчика. Она знала, что при дворе отца её считают грубой, мужеподобной, называя за глаза конь-бабой, но это скорее радовало, чем задевало Чаг. Давя в себе нет-нет да и появляющиеся ростки обиды на судьбу, зависть к Батигар и другим хорошеньким девушкам, она научилась гордиться своей мужественностью, и лишь поход через Чиларские топи, встреча со скарусами, а потом с Лагаширом, сломав заботливо взращенную броню, обнажили её настоящую сущность. И, вглядываясь в новую, незнакомую доселе Чаг, принцесса с трудом могла поверить, что эта легкоранимая, робкая, любящая и жаждущая взаимности женщина и есть она сама.

Нашептывая на ухо сонному Магу глупые нежные слова, принцесса то с горечью, то с радостью думала о том, что есть, верно, на свете настоящие девы-воительницы с непреклонным характером, но она к таким не принадлежит. К счастью или к беде, это ещё предстояло понять, она походила на краба, у которого под жесткой грязной скорлупой таится нежное розовое мясо. Сравнение — нечего и говорить — противное, но точное, и, признавая это, Чаг не мешала губам проснувшегося Лагашира касаться её лица и шеи.

Прошли сутки. Маг начал заметно набирать силы, и, отдаваясь его ласкам, Чаг не переставала удивляться тому, что мужчина может быть таким нежным. Но настоящим откровением явилось для неё то, что сама она способна испытывать к нему такую всепоглощающую нежность. Губы Лагашира вбирали её губы, руки ласкали отзывавшееся на каждое его прикосновение тело, ноги сплетались, подобно лианам, и, прислушиваясь к завываниям ветра, принцесса думала, что как ураган гонит «Посланца небес» неведомо куда, так и прорвавшая все плотины необоримая нежность к этому человеку — или чувство это правильнее назвать любовью? — влечет её к неведомому концу. Куда? На мели и рифы или в тихую гавань, о которой втайне мечтает каждый морской бродяга? Ах не все ли равно…

Эти двое суток поистине были самыми длинными и страшными, но в то же время самыми короткими и счастливыми в её жизни. А наутро третьего дня ураган стих, выглянуло солнце, и почерневший, едва стоявший на ногах от усталости и бессонницы Гельфар, ввалившись в каюту, где Лагашир, поглядывая на разметавшуюся во сне любовницу, готовил себе снадобье из принесенных корабельным лекарем трав, прохрипел:

— Мы пережили шторм — дело за вами. Отыщите ваш живой компас, иначе нам никогда не найти «Забияку» — на море не видно ни одного паруса. Мгал подождал, пока Лив выберется из трюма, и по лицу девушки понял, что опасения её подтвердились.

— Вода прибывает с той же быстротой, с какой её удается откачивать. Я предупреждала, что «Забияку» доконает даже небольшой шторм. Если бы вы меня послушали, отвели его в док, проконопатили, просмолили заново, укрепили шпангоуты, сменили мачту, тогда… — На глазах девушки блеснули слезы. — Впрочем, говорить об этом поздно, вы получили то, что хотели. Ты пустил на ветер наследство Дижоля, капитан Мгал! — Лив горько усмехнулась, и у северянина возникло желание ударить её, но вместо этого он спросил:

— Что ещё мы можем сделать, чтобы добраться до берега?

— Молить Шимберлала о том, чтобы не поднялось волнение, и продолжать откачивать воду.

Северянин перевел взгляд на Фипа, .потом на Бемса и Номбера.

— Мачту и паруса унес шторм. Рулевые весла сломаны, в трюме полно воды. Вся надежда на весла, артемон и попутный ветер, — проворчал Номбер.

Глядя, как нос «Забияки» зарывается в воду, Мгал поморщился, а вспомнив о смытой за борт шлюпке, ощутил неприятный холодок под ложечкой. Радость от сознания того, что, вопреки предсказаниям Лив, им удалось-таки пережить шторм, уступила место тревоге за будущее, которое вновь было затянуто тучами.

— Какие будут приказы, капитан Мгал? — хрипловатым голосом поинтересовалась Лив, и ему вновь захотелось стукнуть её. Вспоминая события последних дней, он вынужден был признать, что это несправедливо — девушка оказалась самым здравомыслящим человеком на борту «Забияки», но все же и она была виновата в том, что они чуть не погибли и теперь ещё находились на волосок от смерти. Если бы она преодолела свою гордость и объяснила толком, почему «Забияка» не должен выходить в открытое море, все сложилось бы по-другому. Хотя, кто знает, убедили бы его её доводы и захотела бы прислушаться к ним команда? Счастье еще, что, едва не покалечив Семса, девчонка при первых же штормовых порывах ветра сменила гнев на милость и взяла на себя Управление кораблем… — Я уже говорил, что, став из-за твоей жадности или глупости хозяином «Забияки», не приобрел вместе с правами на него навыки кораблевождения и опыт морехода. Ты получила свободу и выбрана нами капитаном, тебе и отдавать необходимые распоряжения, — произнес северянин и, стиснув зубы, подумал, что, если наглая девица скажет ещё хоть одно насмешливое словцо, он выкинет её за борт. И так уже команда на него косо поглядывает, дивясь столь неуместной снисходительности и долготерпению.

Несколько мгновений Лив испытующе вглядывалась в льдистые, серо-голубые глаза Мгала своими светло-коричневыми, цвета темного меда, глазами и наконец, опустив ресницы, ответила:

— Хорошо, попробуем приискать какую-нибудь замену рулевым веслам. Номбер, пойдешь со мной; Бемс, доглядывай за гребцами; Фип, останешься присматривать за артемоном и помни: курс — северо-восток.

Лив отвернулась и зашлепала босыми ногами по быстро подсыхающей под жаркими солнечными лучами палубе. Провожая девушку взглядом, северянин залюбовался её ладной фигурой, которую не могли испортить даже грубые парусиновые штаны до колен и короткая холщовая рубаха без рукавов, задубевшая от пота и морской соли.

Во время поединка Мгал заметил, что девушка хорошо сложена, крупная, лишь немного уступает ему ростом, и имеет правильные черты лица: прямой нос, круглый, чуть выступающий вперед подбородок, яркие полные губы и выразительные глаза. Уже в разгар шторма, рубя запутавшиеся снасти, чтобы освободиться от рухнувшей за борт мачты, он мельком отметил, какое белое у неё тело под рубахой, там, где не коснулись его солнечные лучи. А ещё позднее, когда они вместе налегали на рулевое весло, силясь развернуть «Забияку» и вывести из-под ударов волн, северянин ощутил жар и упругость её тела, оценил привлекательность фигуры, облепленной насквозь промокшей одеждой. Тогда-то он и подумал, что, сколь бы самостоятельной ни была Лив, ей необходима защита и опора — друг, возлюбленный или хозяин, — мужчина, который отгонял бы от этого прекрасного тела всевозможных Семсов, столь лакомых до женской плоти. Тогда-то и понял он, что, казавшееся ему прежде издевательским, завещание Дижоля было не просто мудрым, но, пожалуй,. единственно верным в сложившейся ситуации. Ибо владение вещью, равно как и человеком, подразумевает не только употребление её себе на пользу и радость, но и заботу о ней. Вероятно, у прежнего капитана «.Забияки» были основания полагать, что никто лучше северянина не сможет позаботиться о его подруге, и не вина Дижоля, если все получилось иначе, чем он задумывал…