Фил действительно вызвал у меня огромную симпатию во время интервью, может быть, потому что я была тупой и не читала ни одной из его книг. Вопросы в интервью, вроде: «Что у вас в холодильнике?» – мои. Ему это нравилось. Он не смотрел на меня свысока, поскольку мой интеллект работал в другом направлении, нежели у тех заучек с аналитическим умом, которые в большом количестве приходили к нему.

Он проверял тебя, чтобы узнать, чем сам он тебя привлекает. Я думаю, ему трудно было поверить, что кому-то он нравился сам по себе. Однажды он предложил мне работу – стать буфером между ним и другими людьми. Я не знаю, что это должно было значить, поскольку я была привлекательной, а он мне казался похотливым, но вокруг него толпилось множество людей с предложениями снять фильм и с прочими вопросами, и он попросту не справлялся со всем этим потоком.

Я отказалась, сказав ему, что такая работа на него будет похожа на уход за ребенком, и я кого-нибудь обязательно убью. Кроме того, результат этого мог бы быть как удар ногой по затылку. Фил поставил бы тебя в положение, при котором у тебя было бы преимущество. Но если ты этим воспользуешься, то окажешься дерьмом.

У нас была добрая, но болезненная дружба. Мы говорили о лекарствах, о замороженных продуктах, депрессии и маниакальных фазах. Он был со странностями, и сам знал об этом. Он думал совсем не так, как остальные люди. Впрочем, его это вовсе не смущало. Обладал ли он даром «визионера»? Да ни хрена – он был просто неряшливым мужчиной средних лет.

Он привлекал к себе внимание примерно таким образом: он мог позвонить по телефону и сказать: «Я больше не буду принимать лекарства от болезней сердца». После этого я в течение сорока пяти минут должна была уговаривать его все-таки делать это. Его тошнило от приема лекарств. Если бы он не был достаточно сильным физически, чтобы жить без сердечных лекарств, он бы их вовсе не стал принимать. Для меня это был какой-то детский способ привлечь к себе внимание. Это было хорошо. Талантливые личности часто бывают придурковатыми и странными.

Фил, наконец, решил, что отпускаемые по рецепту лекарства ничем не отличаются от уличных наркотиков с точки зрения создания реальной зависимости. Поэтому он резко перестал употреблять повышающие настроение препараты, и это привело к «ломке», от которой он ужасно страдал. Он впал в глубокую депрессию, позвонил мне, и я пришел к нему.

Он едва мог говорить. Это был «мертвый» голос Фила – он был таким низким, что звучал не громче чуть усиленного шепота. Я знал, что он испытывал отчаяние, когда говорил таким образом. Но Фил решил, что положит конец стимуляторам настроения и что он лучше умрет, чем откажется от этого решения. У него была огромная сила воли.

Это было его спасением и его гибелью, этот «раскол».

В определенном смысле он представлял собой близнецов (внутри себя), и один близнец процветал, а другой болел и умирал (что подчеркнуто невозвратимой потерей Джарди, которая воплощает в себе всех его любимых женщин, начиная с Эринс [стилизованная версия третьей жены Энн]).

Однако в конце он уже не шизофреник, а, так сказать, шизофреник наполовину: наполовину расколотый. Его работа все еще связывает его с реальностью.

17 ноября 1980

Бог явился мне в виде бесконечной пустоты, но она не была бездной; это был небесный свод с голубым небом и клочьями белых облаков. Это был не какой-то иностранный Бог, а Бог моих отцов. Он был любящим и добрым, и он обладал личностью. Он сказал: «Теперь ты мало страдаешь в своей жизни; это так мало по сравнению с великими радостями, с блаженством, которое ожидает тебя. Не думаешь ли ты, что Я в своей теодицее[296] допущу, чтобы ты страдал пропорционально твоему вознаграждению?» Затем он дал мне знать о том блаженстве, которое должно будет прийти; оно было бесконечно и сладостно. Он сказал: «Я бесконечен. Я покажу тебе. Там, где Я, – там бесконечность; где бесконечность, там Я. Выстрой линии рассуждений, чтобы понять твой опыт 1974 года. Я заполню пространство их изменчивой природы. Ты считаешь, что они логичны, но это не так; они бесконечно творческие».

Я размышлял и размышлял, а затем началось бесконечное круговое движение тезисов и антитезисов. Бог сказал: «Вот Я; вот бесконечность». Я думал над другим объяснением; снова бесконечный ряд мыслей расходился в диалектической антитетической реакции. Бог сказал: «Вот бесконечность; вот Я». Затем я подумал о бесконечном количестве объяснений, идущих одно за другим, которые объясняли «2–3–74»; каждое из них приводило к бесконечной прогрессии внезапных поворотов от тезиса к антитезису, и так постоянно. И всякий раз Бог говорил: «Вот бесконечность; вот Я». Я пытался бесконечное количество раз; и всякий раз возобновлялось бесконечное круговое движение, и всякий раз Бог говорил: «Бесконечность. А значит, Я здесь». Затем он сказал: «Всякая мысль приводит к бесконечности, не правда ли? Найди ту, которая не приводит». Я постоянно пытался. Все они вели к бесконечному круговому движению, к диалектике, к тезису, антитезису и новому синтезу. Всякий раз Бог говорил: «Вот бесконечность; вот Я. Попробуй еще». Я постоянно пытался. И всегда это заканчивалось словами Бога: «Бесконечность и Я. Я здесь». Затем я увидел еврейскую грамоту с множеством свитков, и все эти свитки вели к общему выводу, и он был бесконечностью. Бог сказал: «Это Я сам. Я – это бесконечность. Где бесконечность, там и Я. Где Я, там и бесконечность. Все дороги – все объяснения для «2–3–74» – ведут к бесконечности Да-Нет, Это-То, С-Без, Один-Ноль, Инь-Ян, диалектика, бесконечность над бесконечностью, бесконечность всех бесконечностей. Я повсюду, и все дороги ведут ко Мне; omniae [v]iae ad Deum ducent[297]. Попробуй еще. Подумай о другом возможном объяснении «2–3–74». Я так и делал; это вело к бесконечному круговому движению, к тезису, антитезису и новому синтезу. «Это не логика, – сказал Бог. – Не думай в терминах абсолютных теорий; думай, наоборот, в терминах возможностей. Погляди туда, где громоздятся стопки, там теория по существу повторяет саму себя. Сосчитай количество перфокарт в каждой стопке. Какая стопка самая высокая? Ты никогда не узнаешь, что это было – «2–3–74», и это несомненно. Что, с точки зрения статистики, наиболее вероятно? Здесь твой ключ к разгадке: всякая теория ведет к бесконечности (цикла тезиса, антитезиса и нового синтеза). В чем тогда возможность того, что Я – причина «2–3–74», поскольку, где бесконечность, там и Я? Ты сомневаешься, ты сам – сомнение, как в этих строках: