Он беспокойно посматривает в зеркало заднего вида, не появились ли на дороге дорожные полицейские, или полицейские просто, или шерифы, или гражданские гвардейцы – кто же там знает, кого могут выслать в погоню за диверсантом? В краешке зеркала отражается небритая морда, полные болезненного ужаса глаза. И тут Джима охватывает невыразимое отвращение к себе.

– Трус! Предатель! – кричит он, лупя кулаками по приборной доске. – Придурок долбаный. – Вся его ярость, все негодование выплескивается наружу. – Ведь ты же знаешь, – бессвязно бормочет он, – ты же знаешь… что нужно… что нужно сделать… и ты не можешь… не можешь!

Он мчится как бешеный к Саут-Кост Пласе, резко тормозит напротив административного корпуса, на открытой стоянке, а затем выскакивает из машины, мгновенно вскрывает стоящий на переднем сиденье ящик и вытаскивает шедевр фирмы «Харрис» – управляемый снарядик «Москит» с зарядом растворителя «Стикс‑90». Прямо здесь же, среди машин, он приклеивает крошечную пусковую установку к бетону, прицеливается в одно из темных окон высотного здания. А потом нажимает кнопку. Громкое шипение, яркий язык пламени, снаряд исчезает, и тут же окно разлетается вдребезги. Звук бьющегося стекла, а следом – еле слышный звонок охранной системы. С победным торжествующим воплем Джим покидает стоянку.

Ну а теперь – в Санта-Ану, навестить Первую американскую компанию титульного страхования и торговли недвижимостью. Все окна темные, вот и прекрасно. Очередная ракета, установлена на очередной автостоянке; она пробьет главную дверь конторы и уничтожит каждый находящийся там компьютер, каждую папку с документами. И я останусь без работы! Содрогаясь от истерического хохота, Джим запускает ракету; она попадает не совсем туда, в большое, зеркального стекла, окно, но какая, собственно, разница. А у этих-то другая охранная система, совсем другой звук сигнала.

Вдалеке воют сирены. Что бы еще такое покурочить? Наблюдательный совет округа, логово этой шайки, которая систематически помогала торговцам недвижимостью кромсать ОкО на кусочки, превращать его в бетонную пустыню. За всю сотню с лишним лет преступного обращения с землей и коррупции. Старинная ратуша Санта-Аны расположена под «Треугольником»; здесь совсем темно, можно устанавливать «Москит» спокойно и не торопясь. Теперь только нажать кнопку, и вот эта маленькая, совсем игрушечная ракетка в капусту расшибет всю нашу продажную администрацию. Что Джим и делает – а потом разражается сумасшедшим смехом.

Еще кого? Джим не может ничего придумать. В нем словно что-то надломилось, и теперь голова совсем не работает.

А вон – «Пышные пышки», и уже закрыты. А почему бы, собственно, и нет?

Еще одна риэлторская контора; почему бы и нет?

Один из ирвинских военных заводов, они же делают для армии микросхемы; почему бы и нет?

Неожиданно Джим соображает, что тут рядом – «Лагуна спейс рисерч». И он настолько преисполнен бешеной ярости, что с восторгом хватается за мысль наказать их за свое предательство. А что, из-за кого он все это сделал? Так что они вполне заслужили, чтобы их малость попугать. Пусть видят, насколько близки они были к уничтожению.

А дальше – пусть глядят в оба.

Похоже, Джим утратил не только способность думать, но и чувство направления, он долго плутает среди домов Мадди-Каньона, но в конце концов выезжает к начальной школе. Она стоит на самом краю каньона, на другой стороне которого возвышаются корпуса ЛСР. Джим вынимает два «Москита», относит их на школьный стадион, устанавливает, берет под прицел главный вход завода с огромной надписью «ЛАГУНА СПЕЙС РИСЕРЧ». Включает стартовые механизмы и бегом возвращается к машине.

Остались две штуки. Джим едет в Тастин и стирает в порошок внутренности еще двух контор по торговле недвижимостью.

Теперь – все, одни пустые ящики. Он выкидывает их прямо на полотно санта-анской трассы, смотрит, как испуганно тормозят идущие сзади машины. Снова в Тастин. У Джима перехватывает в горле, он дышит какими-то неровными, истерическими всхлипами. Редхиллский молл словно смеется над всеми его стараниями – даже когда он выходит из машины и начинает швырять булыжниками в окна. Стекла крепкие, закаленные, так что камни со звоном отскакивают и падают на землю. И никуда ОкО не денется, тут не поможет идиотский вандализм, даже сходить с ума – и то бесполезно. Он везде, он заполняет собой все реальности, даже – бредовые. Особенно – бредовые. Бежать некуда.

Вне себя от ярости и отвращения, Джим едет домой. Квартира вызывает у него приступ бешенства, он бросается к книжному стеллажу, наклоняет его и роняет, с непонятным наслаждением наблюдая, как разлетается вдребезги проигрыватель. Он начинает пинать книги, но вскоре бросает это малопроизводительное занятие и подходит к компьютеру. Сильный удар левой, и экран расшиблен вдребезги. Костяшки пальцев – тоже.

– Придурок сраный.

Приходится сбегать на кухню за сковородкой. Хряп! Хряп! Хряп! С этим покончено. Теперь – так называемое творчество. Вместе с каждой дискетой уходит в небытие больше тысячи страниц никому не нужных писаний – и слава богу. Ящики, забитые распечатками; ну, этого хозяйства не так-то много, да и разобраться с ним просто – порвать на четвертушки и разбросать по комнате. Что еще? Компакт-диски? Сковородкой их. Разнести все эти винегретные симфонии в пластиковые ошметки. Вот теперь они перемешались действительно случайным образом, апогей творческого метода. Что еще осталось? Набросок, подаренный Ханой, – пополам его. Наклейки с апельсиновых ящиков – в клочья. Постепенно комната приобретает вполне пристойный вид. Что дальше?

Теперь – в спальню. Сперва – видеосистема, побросать все камеры на пол и расшибить вдребезги. Покончив с этим делом, Джим подпрыгивает, хватает одну из больших томасовских карт за край; длинный сухой треск, и округ Ориндж раздирается пополам, сверху донизу. Та же участь постигает и остальные карты, в конце концов Джим сидит посреди кучи бумажного хлама и остервенело рвет его на мелкие клочья. По щекам его катятся крупные слезы.

Звук подъехавшей машины. Остановилась прямо перед домом. Полиция? Артур со своими дружками? Охваченный нерассуждающей паникой, Джим открывает узкое окошко спальни и кое-как протискивается наружу, в заставленный мусорными баками двор. Мелькает неожиданная мысль – а вдруг компания Артура решила устроить в его квартире погром? В наказание за предательство. Джим сгибается пополам от хохота – да уж, удивятся ребята, так удивятся. Качаясь и спотыкаясь, истерически хихикая и непрерывно ощущая тяжелый ком в желудке, он все дальше углубляется в проулки между домами…

В таком муравейнике оторваться от преследования – плевое дело. «Это в каких же коробках мы живем! – думает Джим. – Коробки и коробочки! Вот и Проспект, теперь они в жизнь меня не найдут». Полицейские машины, одна за другой, мчатся в Тастин, к местам сегодняшних ночных происшествий. Что, беспокойная выпала смена? Джима охватывает почти непреодолимое желание выбежать на улицу и закричать: «Я, это я сделал! Это я сделал!» Он даже выходит на мостовую, но затем в ужасе отскакивает, прячется в густую тень. Его бьет крупная, неудержимая дрожь. А что там делают эти пешие, без машины, люди? Это странно, ненормально, нужно бежать. К «Шевроле» своему лучше и не приближаться, общественный транспорт свелся почти к нулю еще до его рождения, на своих двоих далеко не уйдешь. Коротко хохотнув, Джим пробует остановить попутку. Вскоре он бросает бесполезное занятие, ни одна машина не останавливается, да и не остановится – кто же это в наше время берет пассажиров? Да и куда, собственно, ему ехать? Неспешной рысцой Джим добегает до Семнадцатой улицы, у него начинает сбиваться дыхание. Теперь в Тастин, потом Ньюпорт, потом Редхилл. Время от времени он подбирает увесистые камни и швыряет ими в окна встречающихся по пути риелторских контор. Совсем уже готовый повторить тот же номер с каким-то банком, он вспоминает об охранных системах. Сколько их стронуто за последние часы? Десятка два, не меньше. А что, если в этот самый момент компьютеры отслеживают его путь, предсказывают его беспомощные метания?