Подумал Алёша и все-таки встал. Без радио обойтись можно, но кофе надо заварить. Вдруг переворот, а у него в голове — бразильский карнавал. А о чем угодно думается, только не танках на улицах. И какие, к чертям собачьим, танки? Ерунда это, болтовня, дураки-журналисты выдумали…

…И «эскадрон смерти» выдумали, группу АГ-3, трупы в информационных выпусках, взрывы в супермаркетах, похороны Степана Квитко?

— Маме… Маме завтра позвонишь. Скажешь, что ты ещё в Тростянце. На всякий случай.

— Хорошо. Знаешь, мне иногда кажется, что мы играем в какую-то глупую игру. Играем, заигрались, пора делом заняться. Настоящим. У тебя тоже так?

Товарищ Север включил настольную лампу. Новая, только вчера куплена. Не в супермаркете (ну их!), все на том же Благовещенском базаре. Щёлкнул белой кнопкой электрочайника. Кофе в банке ещё есть? Есть! И славно.

Надо Игорю позвонить… Или не надо? У него дел хватает.

— И у меня так. Но… Вы же рассчитали! Сама же говорила — в апреле бабахнет. Все пока по сценарию: стрельба, взрывы, паника…

— Мы исходили из того, что переворот обязательно будет — и вычислили оптимальное время, не больше. Жизнь сложнее математики, Алёша. Может, это все была авантюра, глупость, на которую решили зачем-то потратить деньги. Кто знает? И апрель ещё не кончился.

* * *

Как нужно встречать переворот? В самую точку вопрос — актуальнее не бывает. Это лишь кажется, будто за окном сплошная демократия и европейские ценности. Не в наших Палестинах им колоситься! Посему вариант на крайний случай продумать следует, даже не один. Много на этот счёт советов имеется, только попробуй их на практике применить! Если в город танки входят, в танке и надо быть — старая истина. А где танк возьмёшь? Есть два в наличии — у городского музея. Один с Первой мировой войны, другой со Второй. Бери, катайся, ГАИ распугивай.

Товарищ Север вопрос обдумал досконально. Музейный вариант отверг сразу, равно как идейку просидеть весь день возле включённого радио. Решил просто — пусть все идёт, как идёт, обычно и привычно. 26-го, день переворотный — самый рядовой, среда. Значит, с утра на занятия, а потом как выйдет. Телефон держать включённым, для чего заранее его подзарядить.

Телефон подзарядить удалось, а с «обычно и привычно» не вышло. В семь утра, только мобильник включил: «Принимай нас, Суоми-красавица!». Бог весть что подумать успел, пока трубку к уху подносил и на кнопку жал. Если Игорь да ещё с утра пораньше, значит, на Верховную Раду парашютный десант выброшен.

Сказал «Алло!», ответ выслушал — и про все напрочь забыл. И про парламент (кому он вообще нужен?) и про десант.

Женя-Ева пришла в себя.

Открыла глаза. Очень удивилась.

Из реанимации её в интенсивную терапию отправили. Хорста туда пустили лишь на минуту: поздороваться, порадоваться — и заодно убедиться.

Убедился.

«Она же здорова, Алексей! Реально здорова, только не помнит ничего. Ты что-нибудь понимаешь?»

Что тут понимать? Радоваться надо. Алёша заварил кофе — и в университет поехал. По дороги, правда, по сторонам поглядывал. Ничего особенного, день как день, памятный, чернобыльский. Возле метро — свежий плакат, «Отечество и Порядок» народ на митинг кличет, обещает всю правду сказать. Выздоровел Геббельс, спешит на людях показаться! Что ещё? Да ничего. Народ налево, народ направо, танки гусеницами не грохочут, «чёрные вороны» по площади не кружат.

Возле университета телефон опять про Суоми-красавицу спел. Извинялся Хорст Die Fahne Hoch за беспокойство, но узнать хотел. Не о перевороте, понятно — о Профессоре.

…Женя звонила — не дозвонилась, и Женина мама звонила, соседи тоже звонили — в дверь. Уезжать никуда не собирался, никого ни о чем не предупредил.

Что за притча?

В перерыве не выдержал товарищ Север, в знакомое интернет-кафе забежал, новости просмотрел. И там ничего — кроме статьи ехидного журналюги про «Второй Чернобыль». Валерьянку пить надо, господа и граждане! А в остальном все хорошо, словно у прекрасной маркизы. Переговоры о коалиции, ассамблея во Львове определяет границы Автономной Галичины, в Сети страшная Эскадра СМЕРП снесла порносайтов, в Донецке Федя Березин парад десантников устроил. Тоже мне, новости!

А чего ждать? «Никто не заставляет называть правильную дату». И не назвали. Усмехнулся тигр в густые усы-вибрисы. Волки, волки!..

После занятий товарищ Север решил подчинённых обзвонить — ради порядка, чтобы о службе помнили. И это не вышло. Мобильник сам, без спросу голос подал.

Джемина!

Уже здесь, уже в городе. Примчал её из Тростянца верный парень из группы Игоря-Хорста. Довёз, устроил у себя дома, купил молока Джемине-младшей.

…Не то, чтобы товарищ Север слишком опасался хачей. Пусть даже всерьёз грозят, не найти им подпольщицу в двухмиллионном городе. Особенно если она никому звонить не станет — и на улицу лишний раз не покажется.

Эх, Варя, Варя!

Нарушила Джемина-баскетболистка дисциплину, позвонила. Не маме — товарищу Северу. Надо же о прибытие доложить!

Доложила. Потом… До самой ночи «потом» затянулось. А когда пришло время кофе заваривать и радио включать, наступила полная ясность. И с переворот дурацким, и с тем, что завтра вновь встретиться надо. Лучше всего — прямо с утра.

Вот только Профессор… Куда его унесло?

Алёша позвонил Хорсту, потом Жене-Еве, с выздоровлением поздравил…

* * *

— …Думаю, Алёша, эти дела — с подпольем, с нашими группами, с убийствами — все это часть какой-то грязной игры. Может, действительно переворота. Но не такого, как в Сантьяго, с танками. Выборы, кто-то рвался к власти и сейчас рвётся, недаром коалицию никак сложить не могут. Мы — рычаг давления, дополнительный аргумент в споре…

— Ну, их всех. Джемина! Самому, знаешь, стыдно. «Назначаетесь руководителем подполья…» «Зарница» в дурдоме! Это ерунда, а вот куда Профессор пропал? Женя говорит: в квартире пусто, компьютер разбит вдребезги, документы исчезли. Кино какое-то! Завтра хотят в милицию заявить.

— Погоди, погоди, соображу… Тот самый Профессор, да? Слушай, может, мы сами его поищем? Попытаемся хотя бы…

Музыка Sonny Bono и Jacques Monty.

Исполняет оркестр Поля Мориа.

(2`55).

Запомнилась всем по кинофильму «Был месяц май». Красиво, трогательно, очень грустно, даже трагично. Едва ли авторы хотели такого эффекта, но…

— Хотите сока? Здесь всегда угощают исключительно соком. У Елены, надо признаться, весьма ограниченные фантазии.

Цербер Гедеон — Александр Теодор Никольсон — поморщился, на столик с графином кивая. Отхлебнул из стакана, втянул голову в плечи, очки-стекляшки на носу поправил.