Одзаки информировал Зорге о титанических усилиях принца Коноэ в его попытках уладить китайский инцидент и избежать дальнейшей эскалации конфликта. Хотя Одзаки часто встречался с премьером, ясно, однако, что он не мог сколько-нибудь серьезно повлиять на ход мыслей принца Коноэ. Но поскольку дискуссии эти иногда происходили и в присутствии других членов кабинета, то взгляды, выражаемые Одзаки, конечно же, благосклонно воспринимались менее пацифистски настроенными японцами и сказывались таким образом на шагах, которые со всей очевидностью привели к Пёрл-Харбору.

Первые июльские сообщения Зорге о возможности японского нападения на Россию были достаточно пессимистичны. Он радировал в «Висбаден», что посол Отт, ближайший друг Зорге в германском посольстве, информировал его, что Япония нападет на Россию после падения Ленинграда и Москвы и выхода немецких армий к Волге. Но, добавлял Зорге, Тодзио не был заинтересован в нападении на Россию. В последнем своем сообщении за этот месяц Зорге информировал своих русских хозяев, что у японских ВМФ достаточно запасов горючего на два года, а у гражданского населения — на полгода. Это означало, что Япония или будет вынуждена пойти на соглашение с Соединенными

Штатами, величайшей нефтедобывающей страной мира, или же решиться на войну с западными державами, чтобы силой добыть то, чего ей недостает. Это была хорошая новость для России — ну, сколько нефти было там, в Сибири?

К концу августа Зорге отправил в «Висбаден» сообщение, что посол Отт информировал его о намерении Японии твердо придерживаться Пакта о нейтралитете с Россией. Новости становились все лучше. В сентябре 4-е Управление получило сообщение, что Япония не нападет на Россию, если только вдруг Красную армию не постигнет полный крах. И хотя Зорге дал знать в свой родной офис в Москве об огромном размахе летней мобилизации — за которой последовали еще более крупные в декабре 1941-гои январе 1942 года — он мог заверить русских, что японская сила в Маньчжурии уменьшилась до тридцати дивизий — т. е. квантунская армия была совершенно не готовой к боевым действиям.

Одзаки тем временем по-прежнему продолжал пристально наблюдать за японо-американскими переговорами — этого было достаточно, чтобы держать Кремль в нервозном состоянии. Хотя Москва, благодаря Зорге, знала, что японский Кабинет принял решение направить главный удар на юг и на Соединенные Штаты в случае провала мирных переговоров, русским было также известно, что дискуссия вполне может закончиться заключением временного или постоянного перемирия. В таком случае Япония получила бы и нефть, и сталь, в которых отчаянно нуждалась, и одновременно набросилась бы на своего старого врага — Россию! Длинные послания от Зорге, когда переговоры продвигались успешно, увеличивали нервную дрожь в Кремле.

«Отто [псевдоним Одзаки] видел предложения Соединенным Штатам. . . Пункт 4 определяет способ решить китайскую проблему путем временной консервации вопроса о выводе войск, но предполагает, что Япония готова вывести войска из определенных мест в Центральном и Южном Китае. Пункт 5 касается проблемы американских прав на Дальнем Востоке и устанавливает, каким образом они могут быть защищены. . .»

В начале октября Зорге передал по радио еще одно сообщение в Москву о ходе «американо-японских переговоров».

«По мнению Коноэ, они завершатся успешно, если Япония снизит свое военное присутствие в Китае и Французском Индокитае и приостановит свой план строительства восьми военно-морских и военно-воздушных баз во Французском Индокитае... Но если переговоры провалятся, то будет война, и потому нет сомнений, что Япония делает все возможное, чтобы прийти к их успешному завершению, даже за счет своего германского союзника».

Это сообщение было послано Зорге в то время, когда посол Отт почти ежедневно информировал его о японских военных и дипломатических планах, и после двойной сверки этой информации с тем, что он узнавал от советника премьера Коноэ — Одзаки, Зорге передавал ее в Москву.

Тогда же, в октябре, Одзаки предупредил, что «последующие две-три недели будут решающими в вопросе о движении Японии на юг» и нападения на западные державы. И все же Одза-ки был твердо убежден, что столь опасные для них переговоры не станут успешными и никогда не достигнут цели. Ибо он ясно видел горячее желание японского милитаризма развязать войну против США и Англии. Как один из основателей Imperial Rule Assistance Association, наиболее шовинистической из всех влиятельных японских групп давления, Одзаки был прекрасно осведомлен о целях и мощи партии войны. Он поощрял милитаристов и, можно сказать, снабжал их «боеприпасами» для борьбы против антивоенных фракций. Одзаки также читал унылые отчеты обескураженных японских дипломатов из Вашингтона, чувствовал их разочарование при виде неспособности (или нежелания) Госдепартамента понять, наконец, весь драматизм и срочность ситуации и уяснить, что если не произойдет резкого изменения в американской политике, война неизбежна.

В середине октября 1941 года, менее чем за два месяца до Пёрл-Харбора, Зорге и Одзаки направили в 4-е Управление длинный отчет, в котором обосновывалось мнение Зорге, что Япония потеряла надежду достичь согласия с американским правительством и что нападение на США и Англию будет осуществлено в декабре 1941-го или, возможно, в начале января 1942 года. Кремль, которому в свое время передали предупреждение президента Рузвельта о сроках германского нападения на Россию, «отблагодарил» Соединенные Штаты, оставив ценные разведданные при себе. С советской точки зрения причины были чисто прозаические . Воюя с Соединенными Штатами, Япония не рискнет напасть на Сибирь, да и Соединенные Штаты, окунувшись в войну, стряхнут с себя то, что Кремль считал равнодушием, если не легкомыслием, в отношении к ленд-лизу — поставок военно-воздушной продукции и вооружений.

Отправив это послание, Зорге почувствовал, что его миссия выполнена. Более того, он знал, что когда начнется война, возможность вернуться в Россию, не «засветившись», будет для него нулевой. Не было больше никакой нужды оставаться в Японии, и он подготовил черновик шифровки с просьбой о вызове в Москву. Но колесо уже завертелось. И хотя Зорге этого не знал, арест его был делом решенным. По иронии судьбы, на след его группы

японская тайная полиция вышла по чистой случайности. И дело было не в провале или неосторожности кого-либо из членов организации*. Аресты произошли лишь потому, что никакая завеса секретности не может быть абсолютной, всегда остаются упущенные концы, непредвиденные и непредсказуемые, с помощью которых и начинают распутывать весь клубок.

Слабым звеном стал Ито Рицу, в послевоенные годы член ЦК японской компартии и лидер Корпуса молодежных действий. В июле 1941 года Ито был арестован Токкока (токийская тайная полиция) по обвинению в коммунистической деятельности. (Одновременно он выполнял секретные задания по заказу ЮжноМаньчжурской железной дороги. ) Во время допроса Ито раскололся и признал, что он коммунист. И хотя он не изменил своей идеологической вере, он без промедления принялся топить своих товарищей, возможно, чтобы избежать пыток. И среди названных им людей была и Китабаяси Томо, у которой Мияги Итоку жил в Соединенных Штатах и которую завербовал в организацию Зорге, когда она вернулась в Японию. Ито знал миссис Ки-табаяси как коммунистку, хотя когда она вступила в подпольную организацию Зорге, она разорвала все свои партийные связи, что заставило Ито решить, что Китабаяси превратилась в изменницу. По иронии судьбы, выдавая ее полиции, Ито просто мстил ей за отступничество.